Сирил Коллар - Дикие ночи

Теперь Сэми живет с костюмершей с телевидения. Он звонит и просит порекомендовать ему адвоката, через месяц ему предстоит предстать перед судом, он совершенно растерян, не знает, что делать. Он был мертвецки пьян и попал в автомобильную аварию, полиция хотела забрать его, он их оскорблял, дрался с ними. Его посадили в Флери, и подружке пришлось внести за него залог в тридцать тысяч франков.

В субботу, во второй половине дня, я останавливаюсь у решетки, огораживающей Лорин дом. Я жду ее. Вот она идет ко мне с двумя собаками на поводке. Новый щенок уже перерос Мориса. Я целую Лору в щеку и говорю:

— Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз!

— А у меня все просто замечательно!

Мы едем по Западной автостраде, я останавливаюсь у дома родителей, чтобы забрать почту. Прошу Лору остаться в машине, но она настаивает, хочет пойти со мной.

Я перехватываю взгляд матери и произношу невероятно подлую фразу:

— Я приехал к вам с сумасшедшей!

Мама спрашивает:

— Что она делает здесь, ЭТА…

Мне неприятно, что она так говорит, но я молчу. Мой отец отстранился, ему как будто все равно. Лора смотрит на него с затаенной нежностью. Я беру почту, и мы уходим.

Я везу Лору в роскошный отель, размещенный в замке недалеко от Рамбуйе. На стоянке только «мерседесы» и БМВ, боссы, изменяющие женам с секретаршами, пируют в ресторане. На нас бросают удивленные взгляды, особенно на Лору. В своей мини-юбке она похожа на школьницу, сбежавшую с уроков, такой она была, когда мы познакомились.

Мы ложимся в высоченную кровать на медных ножках. Лора сверху, я вхожу в нее и закрываю глаза. Через несколько секунд смотрю на потолок через ее длинные распущенные волосы и шепчу на ухо:

— Это слишком прекрасно! — и еще много других, неприличных, слов. Лора кончает и не сдерживает своего крика.

На следующий день мы гуляем в парке возле пруда. Лора говорит мне:

— Ты знаешь, однажды я изменю свою жизнь. Буду зарабатывать деньги, уеду из Парижа, куплю дом за городом и буду выращивать лаек, тренировать их для гонок на санях… Надеюсь, что тогда я буду не одна.

Морис падает в ров, он плывет, сам не зная куда, глаза перепуганные… Я нахожу место у стены, где можно спуститься к воде и выловить несчастного пса.

Мы уезжаем из замка. Лора ласкает меня, пока я веду машину. Въехав на лесную дорогу, долго занимаемся любовью на природе, на пушистом мху под деревом, потом в машине.

Я останавливаюсь, чтобы заправиться. В туалете заправочной станции входим в одну из кабинок и опять занимаемся любовью. Лора говорит мне, что больше не может, что у нее уже все болит. С сожалением кончаю в собственную руку — я хотел бы, чтобы наша любовь длилась тысячу лет. Мы расстаемся перед Лориным домом.

Я раб все тех же ночей, моих диких ночей, но у меня уже нет ни сил, ни энергии, чтобы спускаться в чрево города. Я назначаю свидания людям, не говорящим правду о самих себе, мне плевать, уродливы они или красивы, молоды или стары, — лишь бы удовлетворяли мои пороки.

Маленький, приземистый сорокалетний тип, одетый в кожу, ждет меня перед кафе на авеню Ледрю-Роллен. Мы поднимаемся к нему в квартиру, он предлагает выпить, наливает мне виски. Мне он кажется вполне симпатичным. Потом он достает большой чемодан из лозы, открывает его и выкладывает на кровать массу специальных приспособлений из кожи и пластика. Я шучу:

— Да их тут на огромные тыщи!

Он предлагает мне испробовать на себе некоторые из его игрушек, я соглашаюсь, и он подвешивает меня на крюк, связав по рукам и ногам кожаными ремнями. Какое-то время я вишу спокойно, потом начинаю терять сознание, меня тошнит, и я прошу моего случайного партнера освободить меня. Он успокаивает, говорит, что в первый раз всегда так бывает.

— Не беспокойся, я же врач!

Мы спускаемся в подземный гараж, я ложусь на пыльный, закапанный машинным маслом бетонный пол, а он становится надо мной и писает.

Врачи посоветовали мне лечь в клинику Пеплие и выжечь лазером мои лиловые нарывы. Я жду своей очереди, иду в туалет и читаю надписи на стенах: «Мне нравятся сестрички, у которых под халатом купальники, я от них завожусь, как бык. Прихожу сюда и кончаю, как лошадь». Ниже другая надпись-вопрос: «А где пятна?»

Дерматолог вводит мне обезболивающее под кожу вокруг каждого нарыва и надевает зеленые очки, чтобы защитить глаза от луча лазера. Потом протягивает мне такие же и нажимает на педаль. Луч лазера обжигает мне кожу с сухим, почти металлическим скрипом. Оперирует робот.

Я не помню, чтобы отец когда-нибудь целовал маму, обнимал ее, держал за руку. Не помню ни одного жеста — ни резкого ни ласкового — по отношению к себе. Может быть, они и были, но я ничего не запомнил.

Именно это заставило меня сделать из собственного тела ширму, препятствие любому внешнему воздействию.

Придя после полуночи к Лоре, я совершенно точно знаю, что есть жесты, которые мне недоступны. Еду по уснувшему городу, плохо пригнанные ставни скрипят и хлопают по стенам домов. Я звоню; в ответ раздается бешеный лай собак, Лора открывает мне дверь, но не смотрит в глаза, она почему-то уставилась в пол. В коридоре горит синий свет, мы почти ничего не видим. Лайка смотрит на меня своими разными глазами — один глаз у нее карий, другой голубой. Морис радостно царапает меня лапой, он явно счастлив меня видеть. Я иду следом за Лорой, которая возвращается в кровать.

Этим вечером мы не сразу начинаем заниматься любовью. Сидим за кухонным столом и пьем оршад, кажущийся белесым в сумерках, смотрим сверху на предместье в ночи: Медон, Булонь, Исси-ле-Мулино, сотни маленьких оранжевых и белых точек.

Я страдаю от собственной ущербности, от того, что не могу дать Лоре так необходимую ей нежность, мешаю ей проявлять собственные чувства. Мне нужна была настоящая женщина, а Лора еще ребенок.

Лора возражает: она все это знает, но ей кажется, что наша плотская любовь будет долговечной, она выстоит под ударами ревности, победит вирус, отсутствие будущего. Я испытываю внезапное восхищение этой женщиной-ребенком: она способна в свои двадцать лет отказаться от абсолютной любви и принять только то, что я даю ей.

Я думаю о том вопросе, который задал себе когда-то, встретив Лору: «Сколько мужчин уже заставили ее испытать оргазм?» Оказалось, что я был первым, хотя и не испытываю по этому поводу абсолютно никакой гордости. Так было записано свыше в нашу книгу Судеб.

Если я ласкаю себя сам, то думаю о Лоре, о наших общих фантазиях, рожденных объятиями. Лора не знает обо мне худшего, она представления не имеет о моих ночах, зато я знаю, что она точно знает, что только я могу заставить ее испытать настоящий оргазм и именно потому, что существуют эти дикие ночи, часть меня.