Сирил Коллар - Дикие ночи

Чуть позже мы занимаемся любовью, и все получается как в первый раз: любовники находят друг друга и удивляются ласкам друг друга.

Я где-то подхватил ветрянку, забытое ощущение детства. Госпиталь Пастера, переливания крови, сыпь на теле и лице, намазанная какой-то синей дрянью. На этом же этаже умирают от СПИДа худые изможденные люди.

Мне звонят, ко мне приходят. Омар чуть не плачет: его самый младший брат умер сегодня ночью. Он угнал грузовик, за ним гналась полиция, он разбился, врезавшись в стену. Как раз накануне он потерял свой талисман — ключ, который ему дала старая арабская женщина. Когда Омар ходил на дело, то всегда вешал его на шею, и никто его не видел, он становился НЕВИДИМЫМ.

На третий день приходит Лора. Она садится на край кровати, и я чувствую, что она боится, боится пятен на моем лице, думая о других шрамах, которые могут изуродовать меня. Она внезапно понимает, что тоже уязвима.

Лора больше даже не пытается приходить ко мне. Она говорит, что не хочет тащиться через весь Париж на метро, что собаки не могут ночевать одни.

Вот уже неделю у меня нет новостей от Лоры. Я звоню ей. Оказывается, она встретила парня, ему двадцать два, он парикмахер. Она проводит с ним все вечера и ночи. Он ласкает ее, говорит, что она очень красивая, ходит в магазин, моет посуду, гуляет с собаками. Они вместе принимают ванну. Лора говорит мне:

— Я предпочитаю не видеться с тобой. Если я тебя увижу, могу засомневаться в нем.

Отсутствие в моей жизни Лоры убивает меня, я все время об этом думаю. Иду к ней в бюро, но опаздываю: парикмахер уже забрал ее. Я звоню, набираю номер, бесконечный длинный звонок. На моем автоответчике нет ни одного сообщения от нее.

Как-то в воскресенье утром мне удается дозвониться до Лоры. Она просит:

— Отвези меня к морю!

Мы едем в Нормандию, Лора молча смотрит на серый асфальт дороги. Мои вопросы остаются без ответа, Лора только говорит:

— Никогда бы не подумала, что ты будешь так реагировать.

Проезжаем Руан, и она вдруг рассказывает смеясь:

— Знаешь, он любовью занимается, как маленький мальчик, я никогда не кончаю. Если я делаю ему минет, он кончает через тридцать секунд.

Ни в одной гостинице Трувиля нет свободных номеров. Мы переезжаем Бельгийский мост, я беру номер в «Норманди», и мы оставляем там наши вещи. Я растягиваюсь на кровати, но Лора хочет идти гулять на пляж. Я говорю ей:

— Хочу заняться с тобой любовью, хочу тебя!

— Сейчас?

— Немедленно!

— А, вот оно что, ты меня хочешь! — И она плюхается на кровать. Я торопливо раздеваю ее, становлюсь перед ней на колени. Она ласкает меня через джинсы, признается:

— Я так давно этого хочу!

Я вхожу в нее, наваливаюсь всем телом. Она кричит, очень быстро кончает и сразу же замирает, уходит в себя, не видит меня. Я осторожно замечаю:

— Я потом кончу.

— Ладно… — Лора встает, идет в ванную, как автомат. Я слышу, как она пустила воду, как будто отмываясь от наших объятий.

Мы обедаем на пляже в Трувиле. Идем сквозь вечер, возвращаемся в отель. Лора ходит кругами по комнате, потом включает телевизор и садится в кресло. Я лежу на постели один, зову ее, говорю, что хочу ее, но она равнодушно роняет:

— А я нет!

Лора все-таки ложится, наши тела соприкасаются. Мне плохо, невыносимо плохо, я не могу согласиться с ее отказом, с тем, что она меня не хочет. Лора утешает меня:

— Послушай, ничего ведь не случилось, постарайся заснуть, — и поворачивается ко мне спиной.

Я встаю, надеваю трусы, потом джинсы. Она спрашивает:

— Что ты делаешь?

— Я возвращаюсь в Париж.

— Иди сюда, ложись.

Беру со стола ремень и переворачиваю стакан с апельсиновым соком.

— Черт, черт, черт! — Я швыряю бутылку минеральной воды в стену, капли падают на Лору, она резко поднимается, смотрит на меня так, как будто я собираюсь убить ее.

— Возвращаемся в Париж!

— Не бойся, бутылка пластиковая.

Мы ложимся, я глотаю снотворное и наконец засыпаю.

Мы завтракаем на краю маленького крытого бассейна, я чувствую себя, как в оранжерейной теплице, задыхаюсь, спрашиваю Лору:

— Это когда-нибудь изменится?

— Не знаю. Послушай, мне, правда, жалко, что все так получилось, я не могу разорваться надвое, никогда не умела делить себя между двумя людьми. Я думала, что влюблена в него, но сейчас поняла, что это не так, хотя мне хорошо с ним, и я не хочу заниматься с тобой любовью. Ты слишком долго убеждал меня в том, что мы расстались, никогда не будем больше вместе, что каждый за себя. Я научилась не страдать, отстраняться. Я была готова к встрече с другим человеком, и это случилось. Ты приучил меня к однообразию, к тому, что мы видимся только по вечерам, говорим друг другу три слова и сразу ложимся в постель. Я больше так не хочу, я у тебя многому научилась и готова найти кого-нибудь, кто умеет так же хорошо заниматься любовью. Я так хотела бы делить с тобой смех и радость! Но я хочу что-нибудь выстроить, а с тобой это невозможно.

Я совершенно размяк в теплом влажном воздухе. У меня ощущение какого-то гигантского вселенского презрения. Я воображаю себе солнечные дни с Лорой в доме с садом. Я плачу. Это не рыдания, просто два теплых соленых ручейка бегут из моих глаз.

Мне очень хотелось бы, чтобы мои слезы были искренними.

Я лечу самолетом в Лиссабон, чтобы кое-что прикинуть для съемок фильма, который Луи будет делать летом в Португалии: первый полнометражный фильм, где я буду главным оператором. Мне кажется, что должно произойти что-то необыкновенное.

Неподвижно стою на тротуаре Ресторадореса, смотрю на собственное отражение в дымчатом стекле витрины кафе. Мне тридцать лет, я слегка погрузнел, лицо оплыло, подбородок не так четко вырисовывается, шея со складками, волосы уже не блестят. Ветер шевелит их, и я думаю о Бретани, о диком побережье Киберона, о пирсе Пор-Халигана, с которого я смотрел на выходящие в море яхты во время регаты. В пятнадцать лет я был шкипером десятиметрового парусника. Я, кажется, заблудился в этой жизни.

Идет дождь. Стоя под навесом у стены, увитой увядшими азалиями, целуются двое влюбленных. Парень прислонился спиной к стене и крепко прижимает к себе девчонку. Я надеюсь, что, когда буду проходить мимо любовников, они разойдутся и я смогу убедиться в желании парня воочию.

Но они стоят у подножия Альфамы, возле военного музея, у ног гитара и рюкзаки, и совершенно не собираются расставаться. Им плевать на оживляющий меня теплый дождь. Вода, заряженная озоном, и ароматы порта пропитывают мою одежду, которая остывает, соприкасаясь с моей кожей.

Когда я прохожу мимо них, правый глаз юноши — один лишь глаз — отрывается от лица возлюбленной и скользит по моему силуэту. Всего одно мгновение.