Хантер Томпсон - Страх и отвращение в Лас-Вегасе

— Почему бы и нет, — поддакнул я. — Он наверняка достал для этого Мелвина Белли.

И кивнул, едва ли в состоянии говорить. В моем теле происходило такое, будто я вставил два пальца в розетку в 220 вольт.

— Черт, мы должны запастись этим дерьмом, — пробормотал я из последних сил. — Просто схавать его в один присест и посмотреть, что произойдет.

— Чем этим?

— Вытяжкой из шишковидки.

Адвокат удивленно посмотрел на меня и сказал:

— Уверен. Это хорошая идея. Один глоток этой дряни, и ты, бля, превратишься в подобие медицинской энциклопедии! Старый, твою голову разнесет, как арбуз, и ты за два часа прибавишь в весе фунтов сто… когти, кровоточащие бородавки, а потом обнаружишь, что у тебя на спине выросло шесть огромных волосатых сисек.

Он многозначительно покачал головой.

— Старый, я перепробовал почти все, но даже в самом страшном сне не коснусь шишковидной железы. На прошлое Рождество кто-то подсунул мне Дурман Вонючий, корень весил, должно быть, около двух фунтов — на год хватило бы, но я съел всю эту проклятую хуйню за двадцать минут!

Я наклонился к нему, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Небольшая заминка, и мне захотелось схватить его за горло и заставить говорить быстрее.

— Так! — воскликнул я, сгорая от нетерпения. — Дурман Вонючий! И что произошло?

— К счастью, я почти все сразу же выблевал назад. Но и так ослеп на три дня. Боже, я даже ходить не мог! Мое тело обратилось в воск. Я стал такой бесформенной массой, что им пришлось тащить меня обратно на ранчо в тачке… Они рассказывали, что я пытался говорить, но голос был, как у енота.

— Невероятно, — сказал я.

Я едва мог его слышать. Скрутило так, что, пока он говорил, мои руки судорожно вцепились в постельное покрывало, тщетно пытаясь выдернуть его из-под меня. Мои пятки уперлись в матрац, колени онемели… Я чувствовал, как мои глазные яблоки разбухают и вот-вот выскочат из орбит.

— Заканчивай свою охуительную историю! — заревел я. — Что случилось? Что насчет желез?

Адвокат резко отпрянул и, не спуская с меня глаз, осторожно отошел в сторону.

— Может, тебе еще выпить, — нервно сказал он. — Боже, да эта чума пробрала тебя до печенок, а?

Я попытался улыбнуться.

— Ну… ничего хуже… нет, это — худшее…

Шевелить челюстями было тяжело, а язык походил на пылающий магний.

— Heт… не о чем беспокоиться, — прошипел я. — Может, ты просто… кинешь меня в бассейн или еще чего-нибудь придумаешь…

— Черт возьми. Ты принял слишком много. Ты вот-вот взорвешься. Господи, да посмотри на свою рожу!

Я не мог двигаться. Наступил полный паралич. Каждый мускул моего тела сократился. Я не мог моргать, еще меньше — говорить или вертеть головой.

— Это долго не продлится, — констатировал он. — Самая чума — первый накат. Надо пересидеть ублюдка. Если я тебя отнесу сейчас в бассейн, ты камнем пойдешь ко дну к такой-то матери.

Смерть. Я был в том уверен. Даже мои легкие, казалось, не функционировали. Мне требовалось искусственное дыхание, но я не мог открыть рот, чтобы об этом попросить. Я собрался умереть. Парализованный, сидя на кровати… ну хоть по крайней мере это не больно. Наверное, я отключусь через несколько секунд, а после этого все уже будет неважно.

Мой адвокат в очередной раз переключился на телевизор. Опять шли новости. Экран заполнила физиономия Никсона, но его речь была безнадежно искажена. Я смог только вычленить одно слово — «жертва». И оно повторялось снова и снова: «Жертва… жертва… жертва…».

Я слышал свое тяжелое дыхание. Мой адвокат, кажется, обратил на него внимание. «Просто оставайся расслабленным, — бросил он через плечо, даже не взглянув на меня. Не пытайся бороться с адренохромом, иначе у тебя мозг пойдет пузырями… параличи, аневризмы… просто парализует, и ты подохнешь». Его рука по-змеиному вытянулась, переключая каналы.

Лишь после полуночи я оказался, наконец, в состоянии говорить и двигаться по комнате… Но наркотик все-таки еще действовал; электрическое напряжение просто снизилось с 220 до 110 вольт. От перевозбуждения у меня начался словесный понос, и я, неимоверно потея, метался по комнате, как дикое животное, не в состоянии сконцентрироваться на какой-нибудь конкретной мысли больше двух или трех секунд.

Мой адвокат, сделав несколько звонков, отодвинулся от телефона.

— Есть только одно место, где мы можем достать свежую красную рыбу, — сообщил он, — и оно по воскресеньям закрыто.

— Конечно, — раздраженно сказал я. — Эти проклятые Одержимые Иисусом! Они размножаются как крысы!

Адвокат с любопытством пожирал меня глазами.

— Как насчет «Процесса»? — спросил я. — Есть ли он здесь вообще? Ну там деликатесы или еще чего-нибудь в этом роде? С несколькими столиками у задней стены? У них фантастическое меню в Лондоне. Я ел там однажды, удивительная еда…

— Спустись с небес на землю и возьми себя в руки. И ты не захочешь даже упоминать о «Процессе» в этом городе.

— Ты прав. Позови инспектора Блера. Он знает толк в еде. Полагаю, у него есть прейскурант.

— Лучше вызвать обслугу номеров, — предложил он. — Мы можем развести их на клешни краба и кварту муската «Братья Во Христе» за двадцать баксов.

— Нет! Мы должны отсюда выбраться. Мне нужен воздух. Давай поедем в «Рино» и закажем там большой рыбный салат с тунцом… черт, да это не займет много времени. Всего около четырехсот миль; в пустыне никаких пробок…

— Забудь об этом. Это Армейская территория. Испытания бомб, нервно-паралитического газа — нам там ничего хорошего не светит.

На полпути к центру мы забурились в место под названием «Большой Флип». Я сожрал «Нью-Йоркский Бифштекс» за 1.88$. Мой адвокат заказал «Койот Буш Баскет» за 2.09$, а после мы выпили по кружке водянистого кофе «Золотой Запад», наблюдая, как четверо в стельку пьяных ковбойского типа молодцов забивают до полусмерти какого-то педика между бильярдными столами.

— Этот навязший в зубах спектакль никогда не закончится в Вегасе, — заметил мой адвокат, как только мы похиляли к машине. — Человек с правильными завязками, зависнув здесь ненадолго, может надыбать столько свежего адренохрома, сколько его душе угодно.

Я согласился с ним, хотя в тот самый момент пропустил все мимо ушей. Я не спал около восьмидесяти часов, и это страшное испытание довело меня до полного истощения… а завтра мы уже должны взяться за ум. Наркотическая конференция разразится в полдень… а мы все еще не были уверены, как на ней себя вести. Так что приехали обратно в отель и уселись смотреть английский фильм ужасов в шоу для полуночников.