Чак Паланик - Обреченные

21 декабря, 12:25 по гавайско-алеутскому времени

Развоплощенная Камилла

Отправила Мэдисон Спенсер (Madisonspencer@aftrlife.hell)

Милый твиттерянин, ты много раз наблюдал, как моя мама разыгрывает эту сцену: монолог драматической героини с пояснением событий, которые, согласно сюжету, привели к переломному моменту. Ты так часто видел ее в подобной роли, что отличить вымысел от этой новой реальности уже трудно. Однако еще никогда такого рода сцена не была столь сюрреалистичной. Мерцающий синий дух висит в воздухе посреди салона «Пангеи». Мамины слова… она говорит не как персонаж. Это выверенный, проникновенный, приглушенный голос диктора за кадром документального фильма.

Из парящей под потолком синевы он произносит:

– Все прежние религии необходимо выставить нелепыми, устаревшими, подавляющими личность, полными ненависти. Такую миссию возложил на них Леонард.

Чтобы расчистить место для новой мировой религии, остальные вероучения следует дискредитировать, постановил он. Все, что полагают священным, нужно низвести до уровня курьеза. Каждый, кто спорит о добре и зле, должен выглядеть глупцом, а те, кто упоминает Бога или Дьявола, – стыдиться своей потребности в высших силах. Людям надо так изголодаться по духовной жизни, чтобы с жадностью принять любую, какую им только предложат.

С самого маминого детства в сельской глуши все обещанное Леонардом исполнялось. Единственная причина, по которой она допустила мое убийство, – слова Леонарда о том, что я вернусь к семье и принесу большее счастье. Он давно заверял, что я стану звонить с того света и диктовать им правила новой мировой религии. Он велел моим родителям собирать в морях мусор и строить рай на земле и на высшей точке этого места возвести храм. Им следовало посвятить себя учению, провозглашенному их мертвой дочерью; лишь после этого и после того, как новая вера захватит весь мир, – лишь тогда их ребенок восстанет из могилы и поведет человечество к настоящему царству небесному.

– Мы завершили то, что начал Ницше, – говорит парящая в воздухе мать. – Бога следовало убить окончательно, прежде чем вновь его воскресить.

Леонард проповедовал, что человечество всегда будет жаждать стройной религиозной системы, но, как напуганный неуверенный ребенок, станет прятать эту жажду под маской сарказма и ироничной отстраненности. Любой, заявлял он, рано или поздно устает быть божеством самому себе. Люди хотят принадлежать чему-то большему, своего рода семье, которая примет их, даже несмотря на их самое скверное поведение. И такой семьей будут скотиниты.

Скотинизм, по замыслу Леонарда, – братство, принимающее и прославляющее худшие стороны своих адептов, даже те мелочи, которые сами скотиниты презирают: собственные тайные предрассудки, телесные запахи, свинское хамство.

Мать – великолепный рассказчик – пленяет.

– Через скотинизм, – поясняет она, – Леонард учит нас: спасение в том, чтобы сделать жизнь непрерывным актом прощения.

Не важно, что говорят или делают другие, – не обижайся. Согласно доктрине скотинизма, укорять – величайший грех, а жизнь на земле дана людям, чтобы испытывать друг друга неуважением большим и малым. Любой может плюнуть, выругаться, пустить газы, но никому не следует принимать это как личную обиду.

Всякое недоброе замечание или грубый жест со стороны – благо, шанс испытать свою способность к прощению.

– На словах это мерзко, – говорит мама, – но на практике – очень просто и мило.

С самых первых телефонных разговоров Леонард описывал ребенка Камиллы как современную Персефону.

Покуда мамин дух перемещается по салону, излагая диковинный сценарий (мертвые телефонные опросчики тянут за ниточки судеб всего человечества), мистер Сити наклоняет пузырек с кетамином, постукивая пальцем, насыпает на ноготь маленькую горку белизны и разом занюхивает. Потом еще одну.

Чтобы тронуть сердце каждого человека на свете, ребенок, принявший ужасную смерть и воскресший, должен быть знаменит. Подобно современному Аврааму, которому велели принести в жертву своего сына Исаака, родителям ребенка следовало приковать к себе глаза и уши мировых средств массовой информации. Ради этой отдаленной цели Леонард сделал Камиллу и Антонио Спенсеров всеобщим примером для подражания. Так все человечество узнало бы об их ребенке и скорбело бы о его безвременной кончине. Мир разделил бы презрение моих родителей к любой организованной религии, а впоследствии дружно обратился бы в новую, как только Спенсеры приведут доказательства загробной жизни.

Как однажды люди всем гуртом поддержали сою и коноплю, так же безусловно они подхватят и скотинизм.

Вот почему, милые твиттеряне, за месяцы до моего появления на свет газеты и журналы по всему миру напечатали снимок УЗИ с плодом Камиллы Спенсер. Видео моего рождения пускали по ТВ в прайм-тайм, оно получило «Эмми». С новорожденной мною – кричащей и осклизлой – познакомились миллиарды зрителей. Как и с моим котенком, Тиграстиком, по обложкам бессчетного числа журналов. День рождения за днем рождения вся планета наблюдала, как я превращаюсь из младенца в ребенка и в упитанную девушку.

Наблюдала она и за моими похоронами. Мой биоразлагаемый гроб несли короли и президенты.

Вполне очевидно: тот, кому предстояло меня убить, стал бы поносимым всеми Иудой. Родители искали долго. Они хотели усыновить худшего из юных негодяев и головорезов, надеясь, что он сделается моим палачом. И лишь когда они испытали Горана – дикого Горана, – то поняли: вот их злодей. Нет, происшедшее в «Диснейуорлде» не было случайностью. Скорее тщательно срежиссированным экспериментом. Когда Горану вручили нож и подвели к нему очаровательную лошадку… когда он без колебания перерезал ей горло, мама с папой убедились, что отыскали-таки актера на роль моего будущего убийцы.

21 декабря, 12:31 по гавайско-алеутскому времени

Что делает семью семьей

Отправила Мэдисон Спенсер (Madisonspencer@aftrlife.hell)

Милый твиттерянин!

В Афинах, в Аспене или в Аделаиде мы с родителями всегда творили собственную семью. Когда бы мы ни оказывались вместе, наша любовь оставалась невредимой. Мы были не из тех обычных, привязанных к определенному участку затхлого компоста семей, которые выращивают картофель и чешут шерсть. Мы владели столькими домами в Дублине, Дурбане и Дубае, что ни один не считали своим настоящим домом. Мы походили не на генетически изолированных галапагосских зябликов мистера Дарвина; скорее на сгинувшие кочевые племена со страниц Библии. В Ванкувере, в Лас-Вегасе или Ван-Найсе единственным постоянным и неизменным для нас были мы сами.

Цементом, скреплявшим родителей, годами служили мои недостатки. Мой жир, мое тихое и мизантропическое аномальное поведение книжного червя – вот изъяны, которые они желали устранить. А когда я по уши увлеклась Иисусом… что тут скажешь – лучшего клея для их брачных уз не существовало. Прости мне это хвастовство, но я гениально удерживала вместе маму и папу, в то время как родители моих одноклассников постоянно женились и разводились с новыми людьми. В Майами, Милане или Миссуле – обстановка вечно менялась, но мы были друг у друга.