Андрей Иванов - Бизар

– Без Мао и Сталина никак. Культ личности – это образец шизоидного сознания! – восклицал он, бросая в мою сторону взгляд. – Думаешь, это просто так все возникло? Как бы не так. Сначала были всякие народники, они придумали толпе подходящего Бога, позаимствовали у Ницше героя. Основной материал марксизма – толпа, об этом нельзя забывать. Изучение толпы – вот что важно. Психология стада. К этому приложили руку анархисты. Влились богостроители. Из этого пекла вышел Луначарский со своей космической теорией революции духа и марксизма как последней религии. Ленин провозгласил социализм религией. Когда его сделали мумией, Сталин объявил Ленина Богом. Аграрной России, стране набожных идиотиков, которые так зависели от колесницы Ильи-пророка, всегда нужен Бог или боги… А чем Ильич хуже Ильи-пророка? Тот же Пророк! И пророчит он что? Счастливое будущее – коммунизм! Символом которого стала неиссякаемая рожь! Вечно золотая! Вечно колосящаяся! Эх!.. Нам постоянно придумывают жизнь, условия для существования. Сами мы ничего не решаем. Демократии нет нигде. И не нужна она! Потому что мы рождены рабами и ничем другим быть не можем. В подсознании у нас заложена функция подчинения, и ничего другого, подчинение и поклонение. Обустраивают нас в сталинках-хрущевках, и хорошо. Делают из нас быдло, которое обслуживает элиту, и ладно. Бросили нам шмоток сена, пучок порея, и хорошо! Что еще нужно?

После такого монолога он обычно пил несколько рюмок, молчал, наливаясь синей яростью, и вдруг заводился:

– Необходимы сыворотки, вакцины, иммунная система общества должна укрепляться… А мы слабеем… Нацисты бродят по улицам, пишут письма с угрозами, пишут ругательства на стенах… С этим надо бороться через оздоровление общества. Отдельных индивидов лечить бесполезно. Пораженные части тела надо ампутировать. А тело лечить! Вот чем надо заниматься! Паразитами! Психами!

– Фашизм, нацизм, тирания, – как-то буркнул Хануман неосторожно, – ксенофобия, гомофобия – все это любимые наркотики человечества, мэн, от этого лечить невозможно. Вывел блох в Японии – полезут тараканы в Китае; вылечишь Китай – заболеет Америка. Хэх, проще уничтожить все человечество!

Ярослав ничего не ответил, только сверкнул глазами, но так зверски, что я подумал: сейчас он выставит нас на улицу. Но пронесло. Возможно, он сам понимал, какую чушь несет, просто заводился… пил и заводился, а когда пьешь, не все ли равно, о чем говорить – лишь бы перло! Ярослав занимался не изучением космического беспорядка, а самим собой, своим глубоко личным остервенением, которое возникало от пьянства и неудовлетворенности. Его ситуация была совершенно безвыходная. Как и моя, например. Но я так жил не от того, что искал лучшей жизни (уверен, что Ярослав именно за этим подался за границу), я был в бегах… я спасал свою шкуру… мне не нужна была космическая анархия, чтобы спрятать от себя бессмысленность моего существования, – я каждую ночь сам душил надежду.

Находиться подолгу с ним под одной крышей было невыносимо, мы придумывали предлог и уходили. Шатались по городу. Собирали газеты на скамейках, бутылки в парках, сдавали бутылки, сидели на вокзале с видом пассажиров, ожидающих свой поезд: Хануман читал газету, я делал вид, что борюсь со сном. Ходили к мосту, к пирсу, стояли там, глядя на залив… Докуривали крохи гашиша… Думали, где бы достать немного, хоть немного денег… Снова шли собирать бутылки, сдавали их, покупали пакет дешевого испанского вина… Спускались по крутой улочке к стадиону, стояли там у сетки, пили вино, курили… Однажды набрели на Ивана, он стоял у фонтана в полной нерешительности. Он просто стоял и хлопал глазами, надеясь, что какой-нибудь знакомый встретится и подберет его. Он жался от холода, как сосун на Istedgade. Рот его был приоткрыт, с толстой нижней губы свисала сигаретка. Насквозь промокший, чем-то надломленный. В его лице было нечто мученическое.

Мы привели его к звонарю.

Ярослав засуетился, налил ему водки, набросил на плечи одеяло. Налил себе, всем, ему – еще… Тот выпил, вздохнул и начал рассказывать. Говорил он по-русски, Хануман быстро заскучал, выпил и ушел куда-то… Мы слушали.

Михаила забрали. Это было даже хорошо. Могло быть и хуже. Могли и кишки выпустить. Всё из-за машины. Оказывается, они купили машину. С техосмотром. С номерами. Чин-чинарем. Михаил залез в долги, взял аж пять кусков у какого-то бритоголового молдаванина. Обещал отдавать каждые две недели и еще обещал помочь, если машина понадобится (как всегда). Пытались отдавать, кое-что он и правда отдавал, и не оставалось ни копейки. Они по ночам лазили во двор одного магазина, мешками тырили тару, сдавали в Рудкьобинге, чтоб не засветиться; каждый день возвращались пьяные. Между делом готовили лодку на продажу, поднимали борта, делали крышу, таскали материал с маленькой деревообрабатывающей мануфактуры. Съездили на автомобильную свалку в Оденсе, набрали люков, окошек, всякого прочего хлама, попались ментам, влепили штраф… Потапов плевать хотел на штрафы, съездил к одесситу, чтоб тот забрал его машину с ментовской стоянки (у одессита были права), тот вел машину и смеялся над Потаповым: «Тридцать пять тысяч штрафа?.. А почему не пятьдесят?.. За что? За то, что без прав ездил? В пьяном виде? А почему не посадили?.. Давно пора! Если посадят, я буду всем рассказывать и смеяться! Это будет самый смешной анекдот в Дании! Когда долг вернешь?..»

Покурили, взялись делать кабину. Маша сшила пуфики (набили краденым поролоном). Наконец дошла очередь до мотора, Михаил предложил следующее – снять мотор с какой-нибудь лодки в каком-нибудь отдаленном порту, перебить номера и все такое….

– Да ну, – забеспокоился Иван, – шутишь, что ли? Это ж мотор! Тыщ двадцать стоит! Это те не велосипед, украл, перебил номер, покрасил да поехал. Тут искать серьезно будут. Остров-то маленький, легко найдут. Покупатель тоже, конечно, посмотрит, проверит, что за мотор, не краденый ли? Да ну на фиг, ты чё!

Михаил напирал. Иван увиливал, а потом не выдержал, психанул и высказал все… Устал! От всего. Ивану надоели беготня по ночам с тарой, вечный командирский тон Потапова, его распоряжения, идеи, ежедневный аврал, с которым постоянно приходилось идти на каждое дело. Все достало! Вся эта разбойничья грубоватая деятельность. Вилы! Иван сыт по горло! Иван устал от кипучей неутомимой натуры Михаила, устал от него как руководящего органа в своей жизни! От всех его замыслов и способов их осуществления! Идти на кражу мотора отказался. Лег и решил копить. «Накоплю тысяч пять и уеду в Париж», – сказал он Михаилу и включил телевизор. Михаил несколько дней ждал, оставил его в покое, предоставил себе самому, потом напоил портвейном, предложил съездить за гашишем в Оденсе… поехали… Всю дорогу Михаил исподволь делился своими небольшими планами. Мечтал построить парник по весне, посадить коноплю… Покурили гашиш у какого-то водоема в Оденсе… Легонько прибило, и тут Михаил начал потихоньку заводить свою волынку…