Андрей Иванов - Бизар

– Погода стоит теплая, и еще месяц будет стоять теплая более-менее погода… Ваше дерево прижилось? То самое, которое вы пересадили из оврага?..

Я сказал, что прижилось; мы постарались, все прошло удачно.

– Ну, а чем это хуже? Еще крепче выглядит. Тоже приживется!

Ладно, мы начали долбить цемент…

Старик долго выбирал место, куда пересадить дерево; пришел к заключению, что лучше всего ему будет за замком, на поляне, где обычно много солнца.

– Тут всегда больше всего солнца! Тут даже загорают иногда.

Сказал копать глубже, удобрения какие-то откуда-то приволок, целый мешок, за неизвестно какой год.

– Из подвальных комнат замка, – сказала Дангуоле, бросив короткий взгляд на мешок.

Я не обращал внимания: плевать! Старался, копал, долбил землю, сжав зубы, дело шло медленно, земля была твердая, замерзшая, не давалась, с ней оказалось больше возни, чем с цементным полом! Мало-помалу вкопался почти по пояс, а старик сказал, чтоб еще глубже копал. Получалась настоящая могила!

Ни с того ни с сего ему сбрендило вынести все старье из комнат замка. В который раз!.. Я развел руками. А как же дерево?.. Мистер Скоу?..

– Какое там дерево! – посмеялась Дангуоле. – Это уже не актуально, понимаешь, не актуально!

Бросили дерево у могилы. Поперлись в замок, углубились в потемки… Я не знал, что там еще выносить. Вообще ничего не мог разглядеть; ходишь, натыкаешься на что-то; что нащупал – вынес. Что еще? Что? Стали спрашивать: какое такое старье? что именно вынести? куда именно вынести? Косматый не давал толковых разъяснений, его и видно не было в темноте – только сопение, а когда появлялся, смотрел на нас как на врагов, говорил, что мы обязаны искать работу, потому что он может умереть в любую минуту.

– Нужно провести сюда свет! Свет! Здесь слишком темно, понимаете? Темно! В любой момент может призвать Бог! Я могу умереть, – говорил он, прижимая папаху к сердцу. – В любую секунду! Сейчас тоже! Понимаете? Что вы тогда будете делать? Что?

Я его успокаивал, говорил, что буду работать на елочках, на плантации елочек у соседа, у Клауса в саду, я его успокаивал. Он не слушал, что я там бормотал, бегал по замку и пыхтел.

– Всё это вон! Всё старье! Весь хлам! На улицу! Наружу! Вон! – Опрокидывал столы и стулья, срывал старые гардины, вытягивал за хвост заплесневелые скатерти, скатывал в рулон прибитые к полу ковры. – Всё это вон из замка! Мы же строим храм! Весь этот хлам вон! Ему не место в храме!

Погнал нас в подвал. Оказалось, там опять накопилось: раза в три больше прежнего. И откуда оно все берется? Дангуоле сказала, что проще замок сразу взорвать, я согласился. Взялись. Выбрасывать так выбрасывать! Кучи спального белья, бинты, аптечки, разноцветные микстуры, металлическая посуда, тюбики старых красок, игрушки, забинтованная нога манекена, ботинок с землей и каким-то клубнем, грудная клетка для тренировки искусственного дыхания, части велосипедов, гипсовые следы людей, ушедших туда, откуда не возвращаются. Выталкивали сундуки на крикливых колесиках… Перетаскивали в ангар матрасы, как убитых… Все трудней и трудней удавалось отлепиться от этой свалки, так она затягивала… Мы бродили призраками в серой дымке утра, в молочном вареве дня, в сумерках, подсвеченных тусклыми желтыми фонарями… В лицо плевал дождь, босой ногой в душу влезал туман… На носилках мы несли скарб, тряпье, ржавые болванки; готовились упасть, обессилев, в кучу хлама, чтобы смешаться с этим дерьмом, чтобы тоже там остаться, стать частью мусорной кучи, паклей, которой будут затыкать замковые щели те, что придут и займут наше место.

В первой половине пасмурного февральского дня я сидел дома один (Дангуоле пошла прибраться в доме у лесника), пил чай, царапал в тетрадь, услышал, что кто-то подъехал. Выглянул из окна: два парня с девушкой. Подумал: либо какие-то «визитеры» к Фредерику с Иоакимом, либо опять святоши пожаловали, растлевать душу. Во всяком случае, выглядели они так, что могли быть и люди божьи, а могли быть и яппи. В Дании все так запутано; мне дядя с первого дня не уставал повторять: не верь глазам своим!

И был он, конечно, прав. Все были на одно лицо и с виду могли сойти за кого угодно. Ну, что про этих было сказать?! Шли по тропинке какие-то… Как все! Два аккуратных молодых человека во всем светлом, легком, спортивном и молодая женщина – тоже в легком не по погоде плащике с капюшоном. Приятные, чистенькие, веселенькие, любопытные… У девушки папочка – возможно, журналистка, про старика кино собирались снимать. Он ожидал киношников; Фредерик тоже все время кого-нибудь ждал, надеялся на возрождение группы. Хотя всем было очевидно, что надеяться на то, что богатенькие мальчики взялись бы раскручивать чокнутых музыкантов, была полная блажь.

Молодые люди могли быть кем угодно – с брошюрами в папочке, псалмами в кармане. В Дании практически все одеваются одинаково. Особенно когда выходят на прогулку: термос кофе, бутерброды, спортивный костюм, дождевик, подтянутость, деловитость… Парни кривовато посмеивались и озирались, высокие, неуклюжие; рядом с ними девушка выглядела приземистой и шустрой, большая грудь, мощные бедра, белоснежные кроссовки, – раз, раз, по кирпичной дорожке, прыг на порог – постучали. Я подумал, что впущу их, подурачусь, поупражняю датский; все равно делать нечего (Дангуоле должна была вернуться после четырех).

Открыл – девушка тут же превратилась в женщину лет тридцати семи, поприветствовала и спросила, можно ли со мной поговорить немного. «Святоши», – решил я, сказал, что, конечно, можно, улыбнулся. Она спросила мое имя. Я сказал, что меня зовут Евгений. Она сказала свое. Один из молодых людей спросил:

– Евгений – это, случаем, не литовское имя?

Я улыбнулся, – решил, что они ищут Дангуоле: хотят, чтоб она у них убирала; сказал, что нет, не литовское – русское. Девушка восторженно спросила, откуда я тут взялся и что я тут делаю. Завязывался типичный разговор с обывателями. Я сказал, что помогаю мистеру Винтерскоу работать над его проектом. Прозвучало достаточно круто. Я даже возгордился.

– Дело в том, – объяснял я, – что он пригласил русских монахов из Петербурга, они должны приехать. Таков проект. И я безвозмездно помогаю ему в этом. Вот и все.

– Ага, – сказала девушка и посмотрела на одного из парней.

– Значит, – включился он, – вы приехали из Петербурга с монахами.

– Нет, – сказал я, – монахи еще не приехали. Был батюшка летом, а монахи вот-вот приедут…

– Мы почему спрашиваем, – вдруг делая шаг вперед, суховато сказал второй, который уже, видимо, заскучал, – мы просто из полиции и хотели бы удостовериться, что вы совершенно легально находитесь на территории Дании. Вот мой документ, – сказал он, быстро достав из кармана какую-то пластиковую карточку. – Можно увидеть ваш?