Женя Гранжи - Нефор

Улыбчивая барышня поднесла раскуренный кальян и водрузила его в центр столика. Инга обхватила полными губами мундштук и колба кальяна бодро забурлила. Не отрывая глаз от смуглой акробатки, Вентиль погладил Ингу по бедру:

– Слышь, а это новенькая?

Инга выпустила огромное облако яблочного дыма и обернулась.

– Ага. Первую неделю только. Красивая, да?

– Угу, – похотливо прогудел Вент.

– Говорит, у неё арабские корни.

– Да ты что-о-о, – протянул он. – Как зовут?

– Сюзанна, – буркнула Инга, присасываясь к мундштуку.

– Как-как?

– Маша! Маша её зовут!

Она затянулась и протянула шланг Гарику.

– Маша, значит… Хороша-а-а, – понизил голос Вентиль, залпом осушил кружку и встал из-за стола.

Он подошёл к смуглянке и достал из бумажника серо-зелёную банкноту. Маша-Сюзанна, виляя крутыми бёдрами, опустилась перед ним на корточки и оттянула в сторону ниточку стрингов.

Инга учила Гарика курить кальян. Она не называла его Гариком. Не называла Игорем или Бесом. Прильнув к нему упругими сосками, она водила по его губам мундштуком и мурчала:

– Вот так надо, зайчик. Полной грудью, полной. Вот, вот, вот. Вкусно же?

Гарику нравилось. Заглушенное шотами и кальяном, чувство брезгливости покинуло его. Инга уселась к нему на колени и стала гладить крепкими ладонями его грудь, голову и плечи.

Роберт Майлз сменился Джо Кокером с «You can leave your hat on» и одновременно с этим к столику подпрыгнул Вентиль:

– Так, всё! По «истребителю» – и меня нет!

Он заглотнул второй Б-52 и сбежал со смуглой новенькой на верхний этаж. Инга положила руку между ног Гарика и шепнула:

– Ну что? Мы тоже?

– Что тоже?

– Ты сюда пить приехал?

– Вообще, да.

Она лизнула его ухо, вильнула задом и с жаром выдохнула:

– Всё? Выпил? Пойдём.

– Нет, – нетвёрдо отказался Гарик.

– Почему?

Не отрываясь от уха, она водила пальцами по его ширинке.

– К… Катя, – напомнил он, заметно превозмогаясь.

– Давай сегодня я буду Катей.

Гарик встряхнулся и рукой попытался отстранить Ингу, но упёрся в оголённую грудь. Она прижалась сильнее и нагло попыталась поймать его губы.

– Нет! – оттолкнул он её уже с силой.

Инга замерла и изумилась полными непонимания глазами.

– Извини. Не могу.

Она встала с его колен, пересела на стул, закинула ногу на ногу и закурила, вынув сигарету из пачки Вентиля.

– Ты плохо знаешь свою Катю, – выпустила она дым и прищурилась.

– Ты знаешь лучше?

Инга промолчала. Гарик побурлил кальяном и взял пиво, стараясь не смотреть на неё. Пауза затянулась.

– Что, правда любишь? – не выдержала рыжая.

Гарик молча выпустил пар в потолок, отвечая ей в глаза прямым как ответ молчанием. Инга громко усмехнулась и поморщилась.

Выкрикивая приветствия, в зал ввалился толстый потный мужик. На шее сверкала золотая цепь толщиной в палец. На ногах он стоял плохо. Гарик обернулся и презрительно повёл носом.

Мужик оглядел зал, остановил пьяный взгляд на Инге, осклабился, сверкая золотыми передними зубами, и маятником подошёл к ней.

– Рыжуля! – заорал он и вытянул вперёд толстые мокрые губы, похожие на огромных земляных червей.

Гарика он даже не заметил. Инга натянула улыбку и с плохо скрываемой брезгливостью подставила щёку.

– Кисуля моя рыженькая! Ну что? Как дела? Соскучился я по тебе – жуть! Ну, пойдём скорее! Давай! У-у-у!

Он взвыл как пёс, задрав голову. Инга потушила сигарету и нехотя поднялась.

– А подружка твоя так больше и не появлялась, кисуль? Эта, с розовой кисточкой!

Эти слова прогремели в голове Гарика стокиловаттным звуком. Он вздрогнул, метнул на Ингу встревожено-растерянный взгляд, в глазах его зашевелилось беспокойство. Инга тяжело посмотрела и закусила губу. Гарик ощутил, как внутри него что-то обрушилось, грохнулась крыша огромного здания. Он замер и губы его задвигались, будто вспоминая слова.

– Постой тут, рыжуля. Я нам вина возьму.

Толстяк пьяной походкой засеменил к бару.

Инга опустила глаза. Гарик подергивал головой, отказывая очевидности. Вдруг рыжая голова вздёрнулась и Инга скребанула его взглядом. Так смотрит тот, кто знает.

Толстяк уже расплачивался у бара и порывался в их сторону. Инга развернулась и медленно зашагала к лестнице на второй этаж.

– Стой!

Гарик поднялся из-за стола и вплотную приблизился к огромному алому рту.

– Что ты ей тогда говорила? В баре, на «Погружении»?

Она гадливо ухмыльнулась:

– Что второй год хочу тебе отсосать.

Пьяный жирдяй схватил Ингу ниже талии и, приплясывая, уволок её наверх.

Гарик смотрел на потные лапы, тискающие круглый зад. Пространство раскололось, в воздухе что-то треснуло.

Он вышел на улицу. Шёл холодный дождь.

Ливень как водопад холодной грязи смыл всё богатство и впитался в гнилую траву. Заливистый Катин смех звенел в голове и перемешивался с громом похоти, сотрясавшим стены борделя.

Под дождём раздались три отрывистых звонка. Лысый охранник распахнул ворота, и во двор вкатилась грязная иномарка. Крупные капли дробью колотили по металлу и тонко струились в серую землю. Из авто вывалился жирный человек в дорогом костюме. Из-под рубахи не было видно ремня. Он выругался на небо и захлюпал к дверям ЦДО.

«Интересно, он её покупал? Что он заставлял её делать? А, может, она сама извивалась, садилась к нему на его жирные колени и лизала его волосатые уши?»

Гарик проскользнул в закрывающиеся ворота и, насквозь промокший, долго ловил попутку в город.

Кати дома не оказалось. Отбив кулак о дверь, Гарик сел на холодную лестницу и за полчаса скурил все сигареты. Прождав ещё около часа, он не заметил, как уснул.

…Настойчивые толчки чем-то твёрдым в плечо сопровождались громкими словами «эй, просыпаемся». Гарик поднял голову. Над ним нависали усталые глаза:

– Подъём, подъём! Сам свалишь? Или в трезвяк отправить?

Серый сотрудник жил этажом выше.

– Неохота после дежурства с тобой возиться. Вали давай, по-хорошему.

Гарик поднялся и, сыро поёживаясь, вышел из Катиного дома в холод внезапной градской ночи. Добравшись до кровати, он, как был – в мокрой одежде, – измождено рухнул на кровать и провалился в тяжёлый ледяной сон.

Объясняться с Катей по телефону не хотелось, но с утра Гарик понял, что никуда не пойдёт. Градусник метался между «37» и «38». Вчерашние мысли слегка обуздались, но ощущение чего-то обрушившегося крепло и сдавливало. Пустота теперь занимала всё пространство обклеенной постерами комнаты.

Ничего от простуды в доме, конечно, не оказалось. Гарик залил в себя полстакана водки с перцем и заснул, уткнувшись в мокрую наволочку.

Не прошло и часа, как в сон ворвалась канонада из автоматных очередей и рикошетящих визгов. Они болезненно выплывали в явь, постепенно превращаясь в трели звонка вперемешку с глухими ударами в дверь. Гарик разбито поднялся и подтащил себя к глазку. Это ломился Дуст. Дверь неохотно скрипнула и Гарик поднял на Дуста больные глаза: