Эйдзи Ёсикава - История Хэйкэ

– Нет, вечер был крайне занятным… И, Киёмори, худшее все еще может случиться, поэтому до наступления утра отправь женщин и детей в безопасное место.

С этими словами предупреждения Тадамори неспешно вышел во двор и взобрался на лошадь. Киёмори подождал, пока Арико расположится в паланкине, и сел в свое седло, сказав, что немного их проводит. Вместе с братом, ехавшим рядом, Киёмори медленно вывел всю процессию за ворота.

Светлячки группами садились к ним на седла, залетали в рукава. Несчетные мелкие насекомые кружились на ветру в веселых вихрях.

Когда кортеж из двадцати человек прибыл к мосту Годзё, Киёмори повернул голову и через плечо посмотрел на сторожевые огни в недалеком Гионе, озаряющие небо зловещим светом.

Утро. Выглядит столица странно. В каждом доме окна прикрыты ставнями, и за воротами – никого. Основные дороги пустынны, словно ночью. Только иногда то там, то здесь слышится цокот копыт и проезжают воины. Десять лошадей, двадцать лошадей проскакали; затем три или четыре, их вели на поводу в направлении императорского дворца; чиновники спешили к месту службы, во дворец.

– Мне надо переговорить с Киёмори, властителем Аки. Я – Тадамаса из дома Хэйкэ. Где сейчас его можно найти?

У всех восьми ворот Приюта отшельника толпились воины в полном боевом облачении. Тадамаса, дядя Киёмори, один проскользнул со стороны двора и принялся искать племянника.

Один из воинов остановился, чтобы ответить:

– Правитель Аки мог еще не приехать. Прошел слух, будто монахи собираются атаковать его поместье, прежде чем направиться ко двору или дворцу.

– А, понимаю, его больше заботит сохранность его собственности, а не безопасность дворца. Очень на него похоже. Тогда я направляюсь в Рокухару.

Тадамаса повернул голову лошади на восток и галопом поскакал к мосту Годзё. Уже подъезжая, он заметил фигуру всадника, двигавшуюся в его направлении. Лошадь шла иноходью, мерно помахивая хвостом.

– Тпру! Дядюшка, куда это вы? – крикнул Киёмори, когда Тадамаса мчался мимо него.

Тадамаса резко осадил лошадь и повернул ее. Когда Киёмори к нему подъехал, он сердито выпалил:

– Ха, так это ты, Киёмори! Ты думай, что говоришь! Что это значит – куда это вы? Как только я услышал, что более двух тысяч монахов прибыли с горы Хиэй, моя первая мысль была о тебе. Увы, сказал я, только он избавился от бедности, смог выстроить себе особняк, и так быстро всему этому приходит конец. Мне тебя жаль, я чувствую к тебе то, что лишь дядя может чувствовать к племяннику. Я могу тебе помочь, уверен в этом, и вот мчался к тебе полным ходом.

– Это… крайне любезно с вашей стороны, – произнес Киёмори, посмеиваясь, но вместе с тем вежливо наклонив голову, – но, дядюшка, разве вы не понимаете, с кем мы имеем дело? Никто, даже его величество, не осмелится противостоять священному символу. Не имеет значения, какие размеры имеет помощь, которую вы предлагаете, но мы беспомощны против монахов с горы Хиэй. Если только вы не приехали посмотреть на развалины моего дома, ваши слова по меньшей мере комичны. Но я осознаю, что ваше предложение идет от всего сердца.

– Г-м-м… теперь я понимаю. На рассвете я встретил твоего отца в Ведомстве правосудия, и он вроде бы думал так же, как ты. На самом деле вы оба совершенно одинаковые… И никого из вас не беспокоит, что случится. Вы совершенно безразличны к тому, что может произойти.

– Отец говорит от себя, а я – от себя. Сохранять спокойствие – что в этом странного? Встречный вопрос – что с вами происходит? В этих угрозах применить оружие нет ничего необычного.

– Довольно. Чем больше ты болтаешь, тем лучше я понимаю, что вы с отцом – пара трусов.

Тадамаса, не желая даже предположить, что его племянник уже стал мужчиной, по привычке упорно относился к Киёмори грубо, словно он остался тем же юнцом оборванцем, каким был десять лет назад. В свою очередь Киёмори терпел Тадамасу лишь потому, что он доводился отцу братом. Ни к кому другому Киёмори не испытывал большей неприязни. Позднее он заметил в Тадамасе определенную озабоченность и почувствовал, что продвижение Тадамори в Ведомстве правосудия, так же как новый титул и ранг, полученные им самим, почему-то нервировали дядюшку, хотя у Тадамасы не было причины им завидовать, так как и сам он недавно получил важный пост при дворе.

– Давай слезай с лошади, Киёмори, слезай и послушай, что я тебе скажу.

– Нет, я еду проверить оборону дворца и не могу задерживаться.

– Ты должен был в числе первых прибыть во дворец, а сам в этот час ехал не спеша, разве ты торопился туда попасть? – сказал Тадамаса, поспешно спрыгнув с лошади и схватив стремя Киёмори.

– Так что же вы хотите? – нетерпеливо спросил Киёмори, неохотно спешился и уселся под сосной, стоявшей у дороги.

– Теперь слушай меня. Если откажешься, то с этого самого дня я отрекусь от всех священных кровных уз, существующих между нами, – заявил Тадамаса.

– Так что же это значит?

– Ты совершенно ослеплен любовью к жене. Токико заставляет тебя плясать под ее дудку.

– Вы говорите о моей жене?

– А о ком же еще? Ты ей позволил уговорить себя вызвать эту беду, слабоумный муж – вот ты кто! Я ни в ком не встречал такой глупости. Почему ты не выдашь Токитаду монахам с горы Хиэй?

– А, минуточку, я не совсем понял. Вы говорите, раз Токитада – брат моей жены, то я прислушался к просьбам Токико и, следовательно, ответственен за эту серьезную ситуацию?

– Это вполне возможно. Мне нет нужды тебя спрашивать о том, что для меня, твоего дяди, и так совершенно ясно.

– Значит, вот как обстоит дело. И как оно вам представляется?

– Поклянись мне здесь и сейчас, что выдашь Токитаду и своего вассала Хэйроку, а сам останешься пленником в собственном доме и будешь там ждать решения. А я тем временем поскачу в Гион и сам поговорю с монахами. У них не останется причин настаивать на своих требованиях, и мы отвратим бедствие.

– Я отказываюсь.

– Что?!

– Пусть сначала возьмут меня за ноги и разорвут на части, а прежде я не выдам этих двоих.

– Почему ты отказываешься? Какую ценность представляют их жизни по сравнению с душевным покоем императоров?

– Виновны не только Токитада и Хэйроку. Если суждено несчастью посетить двор, то это будет лишь результатом его непрерывных злоупотреблений. Если атакуют дворец, то это будет лишь результатом плохого управления. И в том и в другом случае вряд ли я могу отвечать за последствия.

– Ты с ума сошел, Киёмори? От тебя ли я слышу эти бесстыдные слова?

– Не более бесстыдные, чем те, которые до сих пор я слышал от вас. Мне очень дорога моя жена, но она не принимает за меня решения.

– Очень хорошо, очень хорошо… Я сказал довольно. Пусть произойдет то, что произойдет! Еще я слышал, как ты сказал такое, что нельзя недооценить. Что бы ни случилось с их величествами, тебя это не касается?