Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

Да, о политике, первенстве в экономике, новом оружии говорили больше всего, и лишь немногим открылась вся философская, мировоззренческая глубина этого события, которое именно потому, что было воистину великим, вмещалось в одну короткую фразу: «Впервые на Земле нечто, подброшенное вверх, не упало». Все последующее в жизни Королева и его преемников: лунники, гагаринский триумф, межпланетные полеты; все, свидетелями чего мы стали после смерти Сергея Павловича: высадка на Луну, гигантские орбитальные станции и полет за пределы Солнечной системы; все, свидетелями чего станут наши дети и внуки: марсианская экспедиция землян, лунная индустрия и создание солнечной энергетики в околоземном пространстве – все это уже вторично и является по сути своей лишь усложненным, технически более совершенным вариантом того, что произошло 4 октября. Поняли это не сразу, но и не сразу поняли не все...

После возвращения в Москву Королев был принят Хрущевым. Беседа была совершенно непринужденной. В благодушном настроении Никита Сергеевич был очень милым, веселым человеком, общение с которым доставляло истинное удовольствие, но в гневе зверел, становился неуправляем и дик. Сейчас, начитавшись правительственных вестников ТАСС и радиоперехватов, с восторгами по поводу спутника, Хрущев был очень оживлен, разглядывая Королева своими умными лукавыми глазками, говорил откровенно:

– Когда вы нам писали о спутнике, мы вам не верили. Думали, это так, фантазирует Королев, хвастается, да... Но теперь другое дело... Близится годовщина Октября, Сергей Павлович, сорок лет Советской власти как-никак, да... Хотелось бы что-нибудь к празднику, а?

– Например, спутник, который бы вместо сигналов передавал «Интернационал», – подсказал сидевший рядом Анастас Иванович Микоян.

– Ну что ты со своим «Интернационалом», – одернул его Хрущев, – что это тебе – шарманка, что ли?..

– А что, если запустить спутник с живым существом, с собакой? – предложил Королев с таким выражением лица, будто идея эта только сейчас его осенила.

– С собакой? – встрепенулся Хрущев. – А что? Здорово! Представляешь, Анастас, собака в космосе, а? Это годится! Давайте собаку! Но к празднику! Договорились, Сергей Павлович, а? Можете просить все, что хотите, но к празднику, договорились? – Хрущев расхохотался.

– Будем стараться, Никита Сергеевич, – улыбнулся Королев.

Королев как хороший инженер знал, что сделать и запустить спутник с собакой за месяц – невозможно, даже если люди будут весь месяц работать круглосуточно. Но он знал, что сделать его придется, и он его сделает.

Над простейшим моим вопросом, когда же врачи начали работу по подготовке полета человека в космос, профессор Яздовский задержался неожиданно долго. Потом ответил:

– Думаю, что подготовка к полету Юры началась примерно за 12 лет до его старта...

12 лет... Гжатский школьник Юраша (так называла его мама) Гагарин не мог знать, сколь важное для него совещание состоялось в красивом особняке на Ленинском проспекте Москвы. В кабинете президента Академии наук СССР Сергея Ивановича Вавилова сидели Сергей Павлович Королев и Владимир Иванович Яздовский. Сначала говорили в основном Вавилов с Королевым – о развитии нынешней ракетной техники: до каких высот уже возможно добраться, о том, какую аппаратуру в первую очередь надо поднять в стратосферу и как ее оттуда вернуть.

Вавилов давно интересовался небом. Конечно, интересы у них с Королевым были разные. Вавилову хотелось узнать, что там, в стратосфере и выше, есть и чего нет, понять природу в общем-то тончайшего в межпланетных масштабах слоя вещества на границе Земли и космоса, а если быть уж совсем точным, более всего интересовали его – одного из крупнейших в мире специалистов – оптические свойства этого слоя. У Королева была другая цель. Королеву хотелось там летать. Но эти интересы были связаны, даже закольцованы: нельзя было понять природу стратосферы, не попав туда, и нельзя было попасть туда, не узнав этой природы. Требовалось совместное последовательное движение вперед. Это хорошо понимал и президент, и Главный конструктор.

– А вас, Владимир Иванович, мы просим возглавить биологические исследования, – Вавилов обернулся к Яздовскому. – Вероятно, вам понадобится помощь различных учреждений биологического и медицинского профиля. Андрей Николаевич Туполев рассказывал, что вы хорошо умеете организовывать исследования как раз в условиях реального полета. Подберите людей, заказывайте аппаратуру. В средствах обещаю особенно вас не стеснять. И давайте начинать...

Сергей Иванович неторопливо проводил гостей до приемной. Он никогда никуда не торопился, а потому никогда не опаздывал и успевал сделать больше людей торопящихся.

Когда происходила эта встреча, Яздовскому было 36 лет. К этому времени он, старший сын бывшего коллежского асессора ашхабадского таможенного чиновника VIII класса, не без труда (сын служащего) поступил, а затем накануне войны со Сталинской стипендией закончил Ташкентский мединститут и всю войну – «от звонка до звонка» – прошел вместе с летчиками 4-го Украинского и Прибалтийского фронтов дивизионным врачом. И после войны, не сняв погон, переведен был в Москву, в Институт авиационной медицины. Работал очень напористо, участвовал в испытаниях разной авиационной техники и был замечен Туполевым. Андрей Николаевич и свел его с Королевым.

Начав еще с времен Фау-2 осуществление научной программы физиков (см. главу 45), Королев параллельно проводил и биологические пуски. Профессор В.Н.Чернов, доктор медицинских наук В.И.Яковлев и их сотрудники первые биологические исследования на ракетах начали еще в 1949 году. В декабре следующего года эта программа обсуждалась на совместной сессии АН и АМН СССР. Возник спор: кого пускать? Одни предлагали начинать с мышей, крыс и другой лабораторной мелочи (бедные мухи дрозофилы, вся вина которых заключалась в быстром размножении, что позволяло скорее проследить за передачей наследственной информации, были тогда изгнаны отовсюду Т.Д. Лысенко и его единомышленниками, и даже вспоминать о них считалось научным хулиганством), другие настаивали на опытах с собаками. Бесспорно были хороши обезьяны – как никак «ближайшие родственники» человека, но обезьяны трудно поддаются дрессировке, склонны к простудам и разным хворям, начинают очень волноваться в непривычных условиях, могут датчики с себя сорвать. Тогда на сессии кинологи (так по-ученому называют собачников) во главе с директором Института авиационной медицины Алексеем Васильевичем Покровским и Владимиром Ивановичем Яздовским в спорах этих победили. Поддержал их и академик Анатолий Аркадьевич Благонравов, которого Вавилов, никогда ничего не забывающий, рекомендовал председателем Государственной комиссии по организации и проведению полетов животных на ракетах. К работе этой со стороны Академии наук были привлечены также Н.М.Сисакян (будущий академик и ученый секретарь АН СССР) и В.Н.Черниговский (тоже будущий академик и хозяин павловских Колтушей).