Эйдзи Ёсикава - Десять меченосцев

Поединок закончился, и Мусаси подумал: «Какое несчастье! Зря я с ним связался!» Он про себя помолился за скорое исцеление Сэйдзюро. Случившегося не вернуть. Дело сделано, и зрелому воину не пристало проливать слезы сожаления.

Мусаси ускорил шаг. Внезапно из травы высунулось лицо пожилой женщины. Она, верно, что-то собирала в траве, и шаги Мусаси вспугнули ее. Женщина была в легком однотонном кимоно, по цвету неотличимом от травы. В глаза бросался лишь пурпуровый пояс. Кимоно было обыкновенное, однако головной убор выдавал в ней монахиню. Женщина лет семидесяти была маленькой, хрупкого сложения.

Мусаси удивился не меньше женщины. Еще шаг, и он наступил бы на нее.

– Что вы ищете? – вежливо спросил Мусаси.

В одной руке женщина держала корзину с молодыми побегами полевых трав, в другой – четки, полуприкрытые рукавом. Руки и четки слегка дрожали.

Желая успокоить женщину, Мусаси беззаботно заметил:

– Не думал, что так рано можно собирать зелень. Весна, похоже, уже близко. У вас в корзине и петрушка, и рапс, и сушеница. Это вы сами собрали?

Старая монахиня, выронив корзинку, с криком «Коэцу! Коэцу!» побежала прочь. Мусаси изумленно смотрел, как пожилая миниатюрная монахиня убегает от него по направлению к небольшому холмику посреди поля. Струйка дыма поднималась из-за холмика, Мусаси решил, что монахиня напрасно бросила собранную зелень, и, взяв корзину, пошел следом. Поднявшись на холмик, он увидел монахиню и двух ее спутников.

На солнечной, южной стороне пологого склона лежал коврик, на котором были приготовлены принадлежности для чайной церемонии. Рядом на костре кипел чайник и стоял кувшин с водой. Семья, видимо, готовила чайную церемонию на природе.

Один из мужчин походил на слугу. Второй – лет сорока восьми – был, вероятно, сыном монахини. Он напоминал ожившую фарфоровую фигурку аристократа из Киото. Гладкое, дородное лицо излучало спокойную уверенность. Брюшко и неторопливые манеры завершали образ.

Коэцу. Кто не слышал это знаменитое имя! Каждый в Киото знал Хонъами Коэцу. Поговаривали не без зависти, что сказочно богатый Маэда Тосиэ, князь Каги, даровал Коэцу ежегодное жалованье в двести коку риса. Коэцу, обыкновенный горожанин, мог бы припеваючи жить на одно жалованье, но он постоянно получал знаки внимания от Токугавы Иэясу и был вхож в дома высшей аристократии. Проезжая мимо его лавки, представители высшего сословия спешивались, дабы не выказать высокомерного отношения к Коэцу.

Фамилия Хонъами произошла от названия переулка, в котором жил Коэцу. Он занимался полировкой и оценкой мечей. Семейство было известно со времен первых сёгунов Асикаги, а в эпоху Муромати достигло зенита славы. Позднее семейству покровительствовали старинные кланы даймё: Имагава Ёсимото, Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси.

Коэцу слыл в Киото одаренным человеком. Он писал картины, занимался керамикой и лаковой росписью, считался знатоком искусств. Коэцу особо выделял среди своих талантов каллиграфию. В искусстве каллиграфии он не уступал признанным авторитетам Сёкадо Сёдзё, Карасумару Мицухиро и Коноэ Нобутаде, последнему создателю известного стиля Саммякуин, который теперь снискал необычайную популярность.

Несмотря на оказываемые почести, Коэцу считал, что его не ценят в полной мере, во всяком случае, об этом свидетельствует следующая история. Однажды Коэцу находился в гостях у Коноэ Нобутады, который был не только одним из знатнейших аристократов, но и левым министром при императорском дворе. По обыкновению, речь зашла о каллиграфии. Нобутада спросил: «Коэцу, назови трех крупнейших каллиграфов страны». Коэцу не колеблясь ответил: «Второй – это вы, третий – Сёкадо Сёдзё». Озадаченный Нобутада спросил: «Ты начал со второго. Кто же первый?» – «Разумеется, я», – без улыбки отозвался Коэцу, глядя в глаза Коноэ.

Мусаси остановился на некотором удалении от Коэцу и его спутников. Коэцу держал кисть, на коленях у него лежала стопка бумаги. Он рисовал бегущие воды ручья. Вокруг были разбросаны наброски. Глядя на расплывчатые волнистые линии, Мусаси подумал, что такое мог нарисовать и любитель.

– Что случилось? – невозмутимо спросил Коэцу, на секунду оторвавшись от бумаги. Он окидывал взглядом Мусаси и перепуганную мать, спрятавшуюся за спину слуги.

Мусаси почувствовал себя спокойнее в присутствии этого человека. Коэцу принадлежал к кругу людей, с которыми Мусаси встречался не каждый день, но он излучал необъяснимую притягательность. В глазах Коэцу таился глубокий теплый свет. Мгновение, и в них заиграла улыбка, словно он узнал в Мусаси старинного знакомого.

– Добро пожаловать, молодой человек! Матушка чем-то помешала вам? Мне сорок восемь, можете вообразить, сколько ей. Здоровье у неё крепкое, но порой она жалуется на зрение. Если она допустила оплошность, примите мои извинения.

Коэцу, отложив кисть и бумагу, склонился было в низком поклоне. Поспешно опустившись на колени, Мусаси попытался остановить его.

– Вы ее сын? – смущенно спросил Мусаси.

– Да.

– Я должен извиниться перед вами. Не знаю, право, что испугало вашу матушку, но при виде меня она уронила корзину и бросилась бежать. Мне стало жаль рассыпанную зелень. Я собрал траву и принес. Вот и все. Вам нет нужды извиняться.

Ласково посмеиваясь, Коэцу обратился к матери:

– Слышала, мама? Напрасно испугалась.

Монахиня вышла из-за спины слуги.

– Значит, ронин не хотел меня обидеть?

– Обидеть? Вовсе нет! Смотри, он даже принес твою корзину. Весьма любезно с его стороны.

– Извините меня! – проговорила монахиня, склонившись в глубоком поклоне и касаясь лбом четок на запястье. Успокоившись, она веселой улыбкой обратилась к сыну: – Стыдно признаться, но когда я увидела молодого человека, мне почудился запах крови. Я очень испугалась. Оцепенела от страха. Теперь вижу, что ошиблась.

Проницательность старой женщины поразила Мусаси. Она вмиг разгадала его суть и простодушно изложила ее. В ее представлении Мусаси был кровавым и грозным существом.

Пронизывающий взгляд, грива волос, настороженность и готовность Мусаси сокрушить любого в ответ на малейший выпад не ускользнули от внимания Коэцу, но он пытался найти в Мусаси человеческие черты.

– Если вы не спешите, посидите с нами. Здесь тихо и покойно, лоне природы чувствуешь себя очищенным и умиротворенным.

– Соберу еще немного зелени и приготовлю вам похлебку, а потом чай, – сказала монахиня. – Вы любите чай?

Рядом с Коэцу и его матерью Мусаси чувствовал покой и гармонию со всем миром. Он скрывал воинственность, как кошка поджимает когти. Со стороны нельзя было подумать, что он находится с незнакомыми людьми. Мусаси не заметил, как снял соломенные сандалии и присел на коврике. Не стесняясь, Мусаси задал несколько вопросов и вскоре узнал, что мать Коэцу приняла монашеское имя Мёсю, что в мирской жизни она была примерной женой и хозяйкой, что сын ее действительно тот знаменитый знаток искусств и мастер. Фамилию Хонъами знал каждый профессионал-фехтовальщик. Никто лучше Хонъами не разбирался в мечах.