Эйдзи Ёсикава - Десять меченосцев

Под стихами Такуана Ёсино подписала:

Сёю и Мусаси молча наблюдали. Мусаси испытал неимоверное облегчение, когда его не заставили участвовать в поэтическом турнире.

В углу комнаты, куда компания вернулась и вновь расселась вокруг очага, Сёю заметил лютню-бива. Он сразу попросил Ёсино что-нибудь сыграть.

Хозяйка не заставила долго упрашивать себя. Взяв инструмент, она села в центре полуосвещенной комнаты. Она не изображала, что виртуозно владеет лютней, но и не играла в застенчивость. Лица мужчин стали сосредоточенными. Раздались первые аккорды и строки «Повести о Хэйкэ». Неторопливые пассажи сменялись бурными речитативами. Пламя угасло, и комната погрузилась в темноту. Зачарованные музыкой гости сидели неподвижно, пока последний хлопок искр в очаге не вернул их к действительности.

– Боюсь, что у меня не все хорошо получилось, – извиняющимся тоном проговорила Ёсино. Поставив лютню на место, она вернулась к очагу.

Мужчины поднялись и стали прощаться. Мусаси, обрадованный окончанию нудного вечера, первым оказался у дверей. Ёсино попрощалась со всеми, кроме него. Мусаси собрался было выйти, но она спокойно взяла его за рукав.

– Останься на ночь, Мусаси. Я не хочу, чтобы ты уходил, – проговорила хозяйка.

Мусаси покраснел, как девица. Он неловко притворился, будто не слышал ее слов, но все поняли, что он онемел от смущения.

– Никто не возражает? – повторила Ёсино, обращаясь главным образом к Сёю.

– Хорошо, хорошо! Ты уж отнесись к нему поласковее, – отозвался старик.

Мусаси неуклюже снял ее руку с рукава и пробормотал:

– Мне надо идти. Я пойду вместе с господином Коэцу.

Коэцу остановил его на пороге:

– Не смущайся, Мусаси. Почему бы не остаться? Вернешься домой утром. Прелестная хозяйка оказывает тебе честь.

Коэцу решительно направился к ожидавшим его мужчинам.

Мусаси сначала показалось, что его разыгрывают, чтобы потом похохотать над ним, но слова Коэцу и серьезность тона Ёсино говорили о другом.

Отказ Мусаси поверг в изумление Сёю и Мицухиро. Один не удержался, чтобы не поддеть его:

– В эту минуту нет счастливее тебя во всей Японии!

Другой вызвался остаться вместо Мусаси.

Шутки прервал прибежавший привратник, которого Ёсино посылала проверить, спокойно ли на улице. Привратник тяжело дышал, дрожа от страха.

– Всем можно идти, кроме господина Мусаси, – проговорил он, стуча зубами. – Сейчас открыты главные ворота, перед ними стоит толпа самураев. Еще одна группа собирается около харчевни «Амигасая». Все в полном снаряжении. Торговцы спешно закрывают лавки. Говорят, что около конюшен еще человек сто!

Предусмотрительность Ёсино поразила гостей. Один Коэцу предчувствовал какие-то неприятности. Ёсино заподозрила неладное, обнаружив кровь на рукаве Мусаси.

– Мусаси, сейчас ты можешь уйти, чтобы продемонстрировать свое бесстрашие. Прошу тебя, подумай! Если враги сегодня обвинят тебя в трусости, ты завтра докажешь им обратное. Ты пришел сюда отдохнуть, а настоящий мужчина должен знать толк в развлечениях. Люди Ёсиоки намерены убить тебя. Нет ничего постыдного в том, чтобы лишить их этой возможности. Тебя осудят, если ты безрассудно бросишься в западню. Понимаю, затронута твоя честь, но не забывай, что в результате сражения пострадает и наш квартал. В неприятности окажутся втянутыми и твои друзья. Самое разумное – остаться здесь.

Не дожидаясь ответа, Ёсино обернулась к гостям:

– По-моему, вам можно идти. Умоляю, будьте поосторожнее.

Прошло часа два. Пение и музыка в Янаги-мати стихли. Мусаси сидел на пороге комнаты, дожидаясь рассвета. Ёсино оставалась у очага.

– Подойди к очагу, здесь теплее, – позвала она одинокого пленника.

– Не беспокойтесь. Пожалуйста, ложитесь спать. Я уйду с восходом солнца.

Они несколько раз безрезультатно обменивались этими репликами. Неотесанность Мусаси привлекала Ёсино. Говорят, что в веселых кварталах жить могут лишь те женщины, которые воспринимают мужчин только как источник доходов. Это выдумки хозяев заведений, которые имеют дело с дешевыми проститутками и в глаза не видели настоящих куртизанок. Образованные, изысканно воспитанные женщины, как Ёсино, способны на искреннюю любовь. Она была года на два постарше Мусаси, но в искусстве любви он не мог соперничать с ней. Ёсино пристально вглядывалась в одеревеневшего Мусаси, который упорно избегал ее взгляда, словно боясь ожога, и её сердце билось все беспокойнее.

Служанки, не ведая о безмолвном поединке в соседней комнате, приготовили роскошное ложе, достойное дочери даймё. Золотые колокольчики матово поблескивали на углах атласных подушек.

Мусаси вслушивался в тишину. Время от времени с крыши срывался снег, с глухим шумом падая на землю. Такой звук сопровождал бы и человек, спрыгнувший с забора. Мусаси сидел как настороженный еж, готовый броситься на врага.

Ёсино продрогла. В предрассветный час мороз усилился. Куртизанку влекло к свирепому воину, который выглядел нелепо в ее доме.

Чайник над огнем весело забулькал. Привычный домашний звук отвлек Ёсино от переживаний.

– Скоро рассвет. Выпей чаю и погрейся у огня, – обратилась она к гостю.

– Спасибо, – ответил Мусаси, не пошевельнувшись.

– Чай готов, – повторила Ёсино, но Мусаси не обернулся.

Ёсино тоже молчала. Ей не хотелось казаться навязчивой, но поведение гостя ее задело. Любовно приготовленный чай пришлось вылить. «Какой смысл предлагать изысканный чай мужлану, который ничего в нем не понимает», – с досадой подумала она.

Мусаси сидел спиной к Ёсино. Она ощущала, как напряжен каждый его мускул. Глаза Ёсино потеплели.

– Мусаси!

– Да.

– Ты напрягся в ожидании нападения?

– Нет, просто не хочу расслабляться.

– Из-за врагов?

– Конечно.

– Если ты перенапряжешься, то при внезапной атаке тебя сразу же убьют. Я очень волнуюсь за тебя.

Мусаси не отвечал.

– Я женщина и ничего не понимаю в «Искусстве Войны», но, понаблюдав за тобой всю ночь, я вдруг испытала страшное чувство, будто тебя изрубили на куски. Тень смерти нависла над тобой. Десятки мечей подстерегают тебя. Может ли такой человек, как ты, выйти из боя невредимым?

Ёсино говорила доброжелательно, но ее слова насторожили Мусаси. Он стремительно обернулся и, подойдя к очагу, сел напротив куртизанки.

– Вы хотите сказать, что я еще незрел?

– Тебя это сердит?

– Я не обижаюсь на слова женщины, но хотел бы знать, почему вы решили, что меня убьют.

Мусаси отчетливо представлял зловещие планы людей Ёсиоки, представлял блеск их мечей. Он ждал их мести и во дворе Рэнгэоина и подумывал о том, что нужно куда-нибудь скрыться. Бегство было бы бестактным по отношению к Коэцу и бесчестным по отношению Ринъе, которой он пообещал вернуться в «Огия». Но он остался в «Огия» только потому, что не хотел обвинений в трусости.