Семен Скляренко - Святослав

– Пиши, ларник: «Землю над Сеймом на два поприща к заходу солнца дать князю Осколу и волостелинам, чтобы охраняли межу…».

– И возле Остра, и на Днепре, под Любечем, – вставил князь Оскол.

– И возле Остра на два поприща по Десне, и возле Любеча на два поприща, – согласилась княгиня. – Только береги землю Русскую, Киев береги.

– Берегу, матушка княгиня, – громко ответил Оскол. -Моя стража уже прогнала их далеко в поле. И не допустим, не допустим к Киеву вовек!

Но княгиня все же была неспокойна.

– А может быть, мужи и бояре, – сказала она, – послать за Киев дружину в поле?

– Лучше, княгиня, лучше' – зашумели мужи.

– Пошлем дружину, – сказала княгиня, – а поведет ее княжич Святослав с воеводой Асмусом. Слышишь, сын?

– Слышу, – ответил княжич Святослав и поклонился матери. В это время на лестнице, ведущей в сени, послышались возбужденные голоса, топот многих ног, и в Людную палату вошли несколько человек в темных одеждах, подпоясанных широкими ремнями, с карманами для ножей, огнива, соли и крючками, на которые можно было вешать разные вещи. Пришельцы были в тяжелых, кованных гвоздями сапогах, лица у них были бородатые, почерневшие от солнца и ветра.

Больше всех поражал один из них, старый, седой, которого вели под руки, потому что он ничего не видел – вместо глаз у него зияли две черные впадины.

– Это ты, Полуяр? – строго спросила княгиня, увидев слепого.

– Я, матушка княгиня! – вскрикнул, услыхав ее голос, Полуяр и повалился ей в ноги.

– Встань, Полуяр, – сказала княгиня. Тот встал.

– Говори!

В палате настала такая тишина, что слышно было, как шумит ветер за окнами, как глубоко вздохнул Полуяр.

– Ранней весной, – начал он, – знаешь сама, княгиня, и все вы, люди, помните, вышли мы на лодиях из Киева-города, чтобы добраться до Верхнего волока, спуститься Доном, переволочь лодии к Итиль-реке и плыть в Джурджанское море. Не впервой ездим мы этим путем, как и отцы наши, деды и прадеды: со всяким добром – торговать, с мечом – защищать межи. Так ехали мы, много добра везли – моего, твоего, княгиня, вашего, добрые люди, – чтобы самим продать, а иного добра нам привезти.

Полуяр на минутку умолк, вспоминая, должно быть, как ранней весной выходили они из Киева, долго боролись с быстрым течением Десны и Сейма, волокли лодии от Сейма до Дона, как плыли Доном до Саркела, где в белых шатрах стоят хозары и берут десятину.

Но про этот долгий и тяжкий путь купец Полуяр не сказал, ибо кто же тут, в Киеве, не знал всего этого, а закончил так:

– Только когда добрались до Саркела, то увидели там не белые шатры, а большой каменный город, а заплатили за волок не десятиной, а головою. Темной ночью налетели и окружили нас вой. Двух купцов – Греха и Стогуда – убили, многих покалечили, все добро, наше и твое, забрали, а мне за то, что не выпустил меча из рук, выкололи глаза.

– Что же это за город?

– Хозарский, только храмина в нем поганская, грецкая.

– А головников видел?

– Видел, княгиня.

– Кто они?

– Греки…

На востоке появился сверкающий луч солнца. В палату сразу ворвался свет, фигуры бояр, воевод и тиунов-стали четко видны, на их лицах можно было прочесть тревогу и отчаяние.

– Матушка княгиня! – раздалось сразу множество голосов. – Что делается! На Итиль-реке убивают, в Царьграде раздевают, а печенегов кто насылает на нас? Греки, только греки…

– Худо творят хоэары и греки, – сказала княгиня Ольга, -но имеем с ними ряд, хозарам платим дань, грекам в Царьгра-' де даем и все берем у них по укладу.

– В Царьграде, – шумели купцы, которые не раз за свою жизнь измерили путь до Константинополя, – с нами не торгуют, а глумятся над нами. И доколе будем платить дань хозарам? За что? За то, что убивают людей наших? Нет, княгиня, надобно нам ехать к императорам и кагану, стать на суд с ними.

Княгиня Ольга встала с кресла. Она знала, что кричат не только те, кто стоит тут, в палате, кричит, взывает к ней вся земля. Да разве можно нарушать ряд с хозарами, уложенный еще Игорем? Разве можно утопить в Днепре хартии с греками, подписанные прежними князьями?

– Я слышу вас, бояре и воеводы, – проговорила она, – и наряжу послов в Итиль и Царьград.

– Что могут сделать послы? – закричали воеводы. – Не со словом надобно к ним идти, а с мечом!

– Как идти с мечом? – горестно сказала княгиня. – Идти на хозар, чтобы тут на нас напали греки, либо идти на греков, чтобы под Киевом встали хозары? А в поле бродят еще и печенеги – они служат и хозарам и ромеям…

– Не бойся, княгиня! – кричали воеводы. – Пойдем на хозар, а там и на греков!

Княгиня Ольга, очень бледная, с горящими глазами, несколько мгновений молчала.

– Не за себя боюсь, за Русь. Ряда нарушать не стану, послов слать не буду. Сама в Царьград поеду.

– Доброе дело сделаешь, княгиня! – зашумели многие из бояр.

– А с тобой, Полуяр, будет так, – сказала княгиня, обращаясь к слепому купцу. – Пиши, ларник: «Купцу Полуяру воздать все, что потерял, а еще дарую ему боярскую гривну, три поприща поля за Днепром…»

Боярин Полуяр упал ниц, прополз на коленях несколько шагов, словно хотел найти руку великой княгини.

Вот, казалось бы, и решены все дела, которые тревожат землю, не дают спать людям на Руси.

Но нет, есть еще Гора, у нее также много своих дел. Это она требует от княгини Ольги суда и правды.

По лестнице гремят шаги – идет тиун дворов княжьих Талец, а за ним несколько гридней ведут связанного, окровавленного человека.

– Что приключилось? – спрашивает княгиня.

Тогда Талец кланяется княгине, вытягивает голову так далеко вперед, что она, кажется, вот-вот оторвется от шеи.

– Татьба и убийство! – говорит он. – Минувшей ночью этот вот смерд Векша подкрался в Вышнем городе к житнице боярина Драча, утнул княжьего мужа.

– Татьба и убийство! – шумят бояре. – Доколе это будет?! Суди, княгиня, по правде!

Смерд Векша – здоровый, молодой еще, широкоплечий человек, с копной волос, напоминающей спелую рожь, – босой, в одной сорочке и ноговицах, стоит посреди палаты, смотрит на бояр, воевод и, должно быть, не понимает, где он очутился и что произошло.

А потом видит княгиню, и на его окровавленном лице проявляется не то страх, не то надежда, – он валится ей в ноги.

Княгиня молчит. Тут есть кому допросить смерда, будет надобность – мужи и бояре, стоящие в палате, не только расспросят и допросят, а учинят еще и Божий суд: бросят человека в воду и будут следить, утонет ли он, заставят человека взять голой рукой раскаленное железо и станут смотреть, сгорела или не сгорела на руках кожа, – мужи нарочитые и лучшие бояре сделают все, что нужно, княгиня же скажет последнее слово, учинит суд по закону, по правде…

– Зачем полез в житницу боярскую? Пошто убил княжьего мужа? – допрашивают бояре.