Семен Скляренко - Святослав

Молитва принесла ему некоторое успокоение. Он слышал, как где-то в коридорах шагают этериоты. Вскоре пришли па-пия Михаил и Лев Валент.

– Великий император, – сказал Лев, – я лично обыскал гинекей и никого там не нашел. Мы осмотрели также и весь дворец, но врагов нет.

– Спасибо вам, – поблагодарил император. – Теперь я усну спокойно. Ступай домой, Лев!

И Лев Валент вышел из опочивальни.

– Великий василевс, – сказал на прощание императору па-пия Михаил, – ложись и спокойно спи. Всю ночь, не смыкая глаз, я буду стоять у дверей опочивальни. У тебя есть завистники и враги, но есть и настоящие друзья, которые отдадут за тебя жизнь. Спи спокойно, василевс!

Поцеловав красную сандалию императора, он удалился.

И тогда к Никифору вошла Феофано…

Он не бросился к ней навстречу, как это делал всегда, заслышав ее шаги, а стоял в углу опочивальни и глядел из-под густых темных бровей хмурыми, как ей показалось, злыми глазами.

Тогда Феофано сама пошла вперед – в золотистой тунике, с яркой розой на груди, с ниткой жемчуга, тускло мерцавшей в волосах, в маленьких красных сандалиях на босу ногу.

– Император! – услышал он ее голос. – Что с тобой? Ты болен, мой василевс?

И тотчас же его словно ударило в грудь, к нему долетел аромат розы – запах ее тела.

– Феофано! – сказал он. – Я не болен, но у меня очень болит сердце.

– Что случилось? – Она остановилась совсем близко от него. – Скажи мне, мой любимый император: почему у тебя болит сердце?

Никифор поглядел ей в глаза – темные, глубокие глаза, на самом дне которых мерцали искорки. И Феофано выдержала его взгляд, словно не мучили ее никакие сомнения, словно душа ее была чиста и прозрачна, словно несла она с собой только правду.

– Феофано! – прошептал он. – Я открою тебе всю душу, но обещай, что ты не станешь на этот раз сердиться на меня.

– Император! Неужели ты хоть минуту сомневаешься?

– Тогда читай, – сказал император и протянул ей записку. Она взяла записку, подошла к светильнику и стала так, чтобы он видел малейшую черточку на ее лице, неторопливо разгладила своими тонкими пальцами бумажку, скомканную рукой императора, и принялась читать.

Император следил за ее лицом. Феофано подняла голову, -она была совершенно спокойна. Никифор увидел на ее лице улыбку.

– Так вот почему, – промолвила Феофано, – приходили к нам в гинекей Лев Валент и папия Михаил? Я хотела их выгнать: ведь у меня там сегодня гости – две царевны из Пресла-вы. Но потом решила не мешать им делать свое недостойное дело, обещала, – виновато добавила она, – не сердиться. Но зачем же ты, император, оскорбляешь меня, твою Феофано? Неужели, вместо того чтобы посылать этериота Валента и никчемного Михаила, ты не мог позвать меня и показать эту глупую записку?

– Прости меня! – воскликнул Никифор. – Но, Феофано, я уже не знаю, кому верить, кому не верить!

Она шагнула вперед и положила свою теплую руку на его плечо.

– Мой император, мой василевс, краса и гордость Византии, – сказала она, склоняя голову на грудь Никифора, – я понимаю, у тебя много забот – ты грустишь о покойном отце, тебя беспокоит война в Болгарии, в такое трудное время заболел еще и паракимомен Василий. Но, император, почему ты забываешь, что у тебя есть Феофано, которая тебя любит и живет только для тебя?…

Она смотрела ему в глаза так, как может смотреть мать или ребенок.

– Тебя взволновала эта записка, но ты забыл, что она оскорбляет и меня. Вооруженные люди в гинекее! О император, будь уверен, Лев Валент и Михаил осмотрели и обыскали все покои. Я не знала, кто и почему их послал в гинекей, и пришла жаловаться на них. Оказывается, ото твой приказ…

– Прости меня, Феофано, – повторил Никифор, – я вовсе не хотел тебя обидеть…

– Я уже позабыла про обиду, – промолвила она. – Будь покоен, император, – не кто-нибудь, а Феофано тебя охраняет. Ты хорошо поступил, император, – продолжала она, оглядев опочивальню и останавливая свой взгляд на окнах, – что превратил этот дворец в крепость. Сюда никто не пробьется. Босфор закрыт на цепь. Твое войско готовится к походу… Ты снова сядешь на Коня, снова полетишь перед легионами! Помнишь, как ты когда-то ходил походом на агарян, стоял под Каппадокией, брал Таре?… Тогда в твоем шатре непрестанно, день и ночь, была и я…

– Это было чудесное время! – восторженно воскликнул император. – Но и сейчас ты так же прекрасна, Феофано, как И тогда. Я могу без конца смотреть в твои глаза, без конца целовать…

Феофано сама поцеловала его – долгим, страстным поцелуем.

– Ты хочешь побыть со мной эту ночь? – спросила она.

– Только с тобой… А разве ты хочешь уйти?

– Да, мне нужно сходить в гинекей, попрощаться с болгарскими царевнами. Сумасшедший Лев Валент так напугал меня и царевен! Я с ними немного поговорю, а потом вернусь. Ты спи, император. Я приду к тебе…

– Я жду тебя, василисса, благочестивейшая и всеблажен-ная.

Наступил час, когда заступает вторая смена ночной стражи. В Буколеоне по-прежнему несли стражу этериоты. Бряцая оружием, закованные в броню, молча прошли под командой диангелов и стали у ворот, на всех стенах и башнях Буко-леона топотериты. Они подняли щиты и наставили копья, -никто живой не проник бы теперь в крепость над морем.

За стенами Буколеона лежал темный, точно вымерший, Константинополь. От Перу и Галаты через Золотой Рог мчался, завывая на форумах и улицах, порывистый, холодный ветер. С неба сыпался необычайный для юга снег. Непогода и холод удерживали жителей дома. Крепко спали все в Константинополе, крепко спал и Буколеон. И никто не видел, как из одной комнаты гинекея выскользнули несколько человек, крадучись миновали двор и сад, проникли на южную сторону крепости и поднялись по ступеням на крышу над морем.

Там было темно. Внизу, глубоко под ними, шумела, пенилась, катила валы раздраженная, холодная Пропонтида. Волны бились о стены дворца с такой силой, будто старались его разрушить.

Долго и напряженно прислушивались на крыше Буколео-на люди, но ничего, кроме грохота валов да всплесков волн на море, не было слышно.

Потом к ним долетел свист. Тому, кто не ждал его, он показался бы обычным завыванием ночного ветра. Даже и те, кто стоял на крыше Буколеона, вначале не были уверены, ветер это или человек.

Свист повторился. Теперь уже можно было разобрать – он доносился со стороны моря, как раз с того места у берега, где над самой водой бронзовый лев проглатывал быка.

В темную бездну над морем начали спускать веревочную лестницу. Ветер перекатывался через крышу, рвался в море и отбрасывал лестницу далеко от стены, – казалось, она никогда не достигнет подножия стены, моря…

И вдруг лестница дрогнула, замерла, дернулась – кто-то стоял внизу и пробовал ее крепость.