Семен Скляренко - Святослав

Гридни спешили, ударили лошадей. Малуша спряталась под кошмою – сани тронулись. В сенях все еще светился огонек. Посреди двора остался Свенельд, он долго стоял неподвижно, смотрел, как исчезают в серой мгле сани.

Потом медленно пошел по двору, и огонек в сенях погас.

«Как бы не простудилась, – подумала княгиня Ольга. – Дорога дальняя, в поле мороз».

Только тогда она отошла от окна, села на холодное ложе, склонила голову на руки. В светлице было мрачно, как под водою; от стен веяло холодком; где-то в сенях капала вода; далеко в тереме кто-то закашлялся.

И в этот поздний ночной час перед княгиней возникли воспоминания давно прошедших лет, когда она была молода, ' жила в родной Выбутской веси, вдоль которой течет река Великая, а на другом берегу тянутся леса, дебри, озера, широкая Плесковская земля.

Однажды она плыла на долбленом челне все вверх и вверх по реке, вошла в лес, хотела набрать ягод… Вдруг из лесной чащи вышел князь. Она, разумеется, не знала, что это князь, только подумала… Да и кто же это мог быть, если не князь: золотой шлем, красное корзно с золотым узором, у пояса меч с самоцветами.

– Ты откуда, девица? – спросил он, посмотрев на нее,

– Я из веси Выбутской, – ответила она.

А сама посмотрела на него и испугалась – так был он прекрасен. Отвела глаза, стала смотреть на плес, кувшинки, белые лилии, легкие волны.

– А не можешь ли ты, девица, меня через Великую перевезти?

– Могу…

Ехали через реку – она не смотрела на него, перевезла -глянула: высокий, стройный, глаза карие, усы темные.

– Спасибо тебе, девица! И скажи мне – как твое имя?

– Волга, князь… только зачем тебе мое имя?

Он постоял с нею немного на берегу, расспросил, есть ли у. нее родители, а когда услыхал, что умерли, пошутил, что приедет за нею и заберет с собою…

Но это была не шутка. Через некоторое время возле ее землянки в веси остановились сани, из них вышел князь – не тот, которого она видела когда-то на реке, а другой, старый, седой. Но говорил он о том князе, которого знала Волга.

– Великий князь Игорь велел мне найти в веси Выбутской тебя, Волга, и привезти в град Киев.

Резвые кони мчали на юг, в теплые края, месяц дважды обошел круг на небе, пока они доехали, а потом очутилась Волга в Киеве, на Горе, в княжьих хоромах, увидела князя, которого перевозила когда-то через реку.

– Тут тебе теперь и жить, великою княгинею быти, Ольга! -нежно и совсем по-новому произнес князь ее северное имя.

Такого словно и не бывает на свете, но именно так случилось с Ольгою, когда была она Волгою в Плесковской земле.

«Почему же я так поступаю со Святославом? Ведь он любит Малушу, она любит его. И разве Малуша не такая же девушка, какой я была когда-то?» – спрашивала себя княгиня Ольга в этот поздний час.

Она понимала, что Малуша – такая же девушка, какой была когда-то она сама, что Святослав любит Малушу так же, как любил ее когда-то Игорь…

Но изменились времена^ Тогда Игорь был властен поступать, как хочет, он мог привести в терем кого пожелает, лишь бы эту любовь освятили Купала, Лада… Он и дружина – вот кто владел Русскою землею; они брали дань, но и стерегли Русь…

Княгиня и ее дети и сейчас имели дружину. Но то была уже не прежняя княжеская дружина! Богат и славен киевский князь, но сколько вокруг него появилось богатых и знатных воевод, бояр! Не сами по себе появились они: в тяжелые годы князь опирался на них, а потом должен был их отблагодарить. Пожалованья, пожалованья – о, много русской земли роздали Олег и Игорь, а позднее и сама княгиня… Воеводы и бояре Горы, всякие князья, воеводы и бояре земель, посадники на погостах, купцы, послы – они поддерживали и поддерживают князя, борются за него и Русь, но каждый из них требует пожалованья, каждому из них все мало и мало…

И сталось так, что княгиня Ольга начала бояться своих воевод и бояр. «Мудрая…» Княгиня Ольга на каждом шагу слышала это слово и понимала, что мудрость ее состоит в том, что умеет она жить в мире с воеводами и боярами, умеет сдерживать их, когда идут они друг против друга, умеет быть мудрой с людьми земель.

Вдруг княгиня Ольга прервала свои размышления, прислушалась, вскочила.

В тереме послышались далекие шаги. Кто-то шел, осторожно ступая по деревянному полу, слышно было, как под чьими-то сильными ногами скрипят половицы. Она узнала эти шаги – так ходил Святослав; только на этот раз он ступал крадучись, тихо, чтобы не нарушить ночного покоя в тереме, не разбудить мать.

Княгиня слышала, как сын прошел сенями, открыл дверь. Подойдя к окну, она видела, как Святослав спускался по ступенькам с крыльца. Не останавливаясь, он прошел за терем, через некоторое время проехал верхом к тем самым воротам, через которые недавно увезли Малушу.

Встревоженная, стояла княгиня у окна. «Что задумал Святослав? Может, он поехал за городскую стену, чтобы там, пролетая черной молнией среди белых снегов в поле, развеять свою тоску? А может, – со страхом подумала она, – Святослав поехал догонять Малушу? Что будет, если это так, если он привезет ее в Киев?»

Дорога на Будутин и другие селения и городища над Росью была широкая, проезжая. По ней ездила стража, вдоль нее стояли княжеские и боярские дворы, тут можно было увидеть и гостиницу, ибо этой же дорогой ездили гости из червенских городов.

И сейчас, хотя Добрыня с Малушей выехали из Киева поздней ночью, перед самым рассветом, они повсюду встречали то дружинников, верхом на лошадях возвращавшихся с поля, то смердов, что везли на подводах разное добро, то просто каких-то неизвестных им людей, которые, опираясь на посохи, сгибаясь под тяжестью заплечных мешков, шли неведомо куда и откуда.

Но им было не до того, куда и зачем идут эти люди. У каждого, должно быть, свои заботы, горькие думы, горе – ведь радость не погонит человека в темную и холодную ночь. Закутавшись в свиту, сидела в санях Малуша, она закрыла глаза и не переставая думала о последней, страшной ночи в городе Киеве. Рядом с нею, опершись на локоть, лежал Добрыня. Он смотрел на серую пелену поля, на темную дорогу, исчезавшую сразу за санями, и тоже молчал: что мог он сказать Малуше, что мог ответить на свои собственные мысли? Молчал и возница, сидевший на передке саней* Он смотрел вперед, старался не сбиться с дороги – ехать им еще так далеко. Молчал он еще и потому, что ему казалось – и Добрыня и Малуша уснули. Что ж, пусть поспят, возница не спит: «Гей, гей, кони!»

А потом где-то за Киевом, от которого они отъехали уже порядочно, зарозовело небо, и над полями вокруг потянулись золотыми нитями лучи рассвета…

Ночь боролась с рассветом. Тяжелыми синими глыбами лежали повсюду снега. Чем больше света разливалось вокруг, тем мрачнее становился небосклон, словно ночь отступила и встала там стеною. На небе ярко переливались всеми цветами, излучали сияние звезды. Одна из них, самая яркая, зеленая, висела высоко на небосклоне, мерцала, сияла.