Семен Скляренко - Святослав

Так Малуша и сказала:

– Зачем мне село? Я не просила пожалованья и не возьму Будутина, не возьму…

Малуша уже не плакала. По ее сверкающим глазам, по сжатым пальцам княгиня Ольга увидела и поняла, что в этой раздавленной девушке проснулось то, чего раньше в ней не было, проснулся новый, еще пока непонятный княгине человек и что Малуша сделает так, как сказала.

– Так вот ты какова, северянка! – уже с яростью произнесла княгиня. – Другие у меня пожалованья на коленях просят, а ты отказалась, когда я хотела дать? Хорошо, пусть будет по-твоему. Ты поедешь в Будутин, ты будешь там жить, но останешься, как и раньше, рабыню, рабою, слышишь?

– Слышу! – спокойно ответила Малуша.

– Но ты должна помнить, – тем же сердитым голосом продолжала княгиня, – что ты рабыня, но под сердцем носишь княжье дитя… С тобою пошлю гридня – не тебя он будет стеречь, а княжье дитя, и, когда родишь, он даст мне знать. А ты роди и выкорми. Слышишь?

– Слышу…

Княгиня Ольга шагнула вперед, остановилась, что-то, как видно, хотела сказать, но не смогла и, махнув рукою, сказала:

– Ступай!

И вдруг Малуша коснулась рукою ключей, висевших у ее пояса, и как-то испуганно спросила:

– А кто же вас завтра накормит, княгиня?

Княгиня даже вздрогнула, ей показалось, что это дерзкая выходка гордой Малуши: не все ли равно для нее в этот страшный час, кто будет кормить завтра и в последующие дни их, князей?

Но это была вовсе не дерзость. Малуша, отдавая ключи, в простоте душевной хотела знать, кто же теперь будет отпирать и запирать богатства княжьих теремов и двора; она, не имевшая отныне хлеба насущного, беспокоилась о княжьей еде.

Княгиня Ольга посмотрела на ключницу иными глазами. Ей хотелось сказать, что Малуше нечего о них заботиться, что, если не стало одной Малуши, найдется другая и что у нее уже есть новая ключница – Пракседа, которая сегодня вечером рассказала ей и про ночь на Купала, и про все остальные ночи, когда Святослав бывал в каморке Малуши.

Но княгиня не сказала всего, что ей хотелось сказать, а коротко, как когда-то: «Так и носи ключи», – промолвила теперь:

– Положи ключи сюда, на лавку!

Когда Малуша клала ключи на лавку у дверей, они печально зазвенели. Потом Малуша поклонилась и вышла.

Княгиня долго смотрела на дверь, закрывшуюся за ней.

Малуша вернулась в каморку, в которой она прожила последние годы. Как бы она хотела, чтобы сейчас в этой каморке была Ярина, – она бросилась бы на колени перед старой ключницею, выплакала бы ей свою душу…

Но ключницы Ярины не было. Когда Малуша распахнула дверь каморки, на нее дохнуло холодом я плесенью. За работой и хлопотами по княжьему терему у нее не оставалось времени топить здесь и убирать…

И все же что-то осталось от того далекого времени, когда она была весела и счастлива. Сквозь узкое оконце в каморку, как прежде, заглядывал месяц, луч его, как когда-то, падал на пол, постель, стену.

Внезапно Малуша вздрогнула: ей показалось, что кто-то притаился там, за постелью, смотрит на нее жадными, злыми глазами. Она даже схватилась за сердце. Неужели мало у нее горя? Кто еще мог забраться сюда, в каморку!

Потом она поняла, что в каморке нет никого, да и кто теперь зайдет сюда, где живет опозоренная ключница Малуша?! Это не глаза, это она сама когда-то давно сняла свои сережки, бросила их на лавку за постелью, вот зеленые камушки и играют под лучом месяца.

– Матушка Ярина! Где ты? Где ты? – застонала она; и хотя слова ее поглотила пустота, она опустилась на колени, упала головою на холодную постель и долго выплакивала свое горе, страшась будущего.

Но вот Малуша опять вздрогнула, вскочила, остановилась возле ложа, прислушалась. Нет, она не ошиблась – за стеною послышались шаги, кто-то из княжьего терема шел сюда, к дверям, что вели в ее каморку…

Перун, Даждьбог, все силы неба – что это были за минуты! Как она молилась, чтобы это были те шаги, которых она ждала, о которых мечтала! Как она хотела, чтобы это, как прежде, шел сюда княжич Святослав, чтобы он открыл, как бывало, дверь и появился на пороге…

Шаги раздавались все ближе и ближе, теперь она уже верила, что это Святослав. О, как только он появится на пороге, она бросится к нему, расскажет о своей муке, попросит у него помощи, – ведь он не только княжич, а любовь ее, отец ребенка, "которого она носит под сердцем.

И она знала, верила, что, если княжич Святослав придет, он защитит ее, не позволит, чтобы Малушу выгнали со двора, будет таким, как и прежде. Если княжич захочет, он все может сделать. «Иди же скорее, Святослав, я жду тебя!» – чуть не крикнула Малуша и шагнула к двери.

Но что это? Шаги остановились. Кто-то пальцами прикоснулся к двери, но не открыл ее, а, наоборот, притянул к себе. Послышались глухие удары – один, второй, третий. И Малуша поняла, что это со стороны терема забивают дверь в ее каморку. И опять прозвучали шаги – кто-то возвращался в терем. Но это не были шаги княжича Святослава.

Недавние слезы, а теперь эти удары молотком по гвоздям (так, припомнила Малуша, забивают крышку корсты: три удара – и конец) – все это, как ни странно, уже не усилило, а словно притупило ее мучения. В этот поздний" ночной час прошлое Малуши будто бы отступило вдаль, как тяжелая грозная туча. Теперь она издали ясно увидела, какая это была ужасная, смертельная туча. Но она уже пронеслась: полюбила Малуша, но это было только обольщение, была ключницей – и снова стала рабыней, единственное, что у нее осталось – дитя…

За открытой дверью трещал мороз, на небе висел месяц. Его зеленоватое сияние лилось в каморку. Вот оно, богатство покойной Ярины и ее, Малуши. Что же ей взять с собою?

А Святослав не шел. Теперь он не придет. Разве Малуша не знала этого? А если бы он сейчас и появился в дверях – о, теперь все равно было бы уже поздно…

Глухой ночью отрок из княжьего терема разбудил Добры-ню и велел ему идти к княгине. Добрыня не на шутку перепугался. Есть, должно быть, какие-то вести с поля. Может, сразу, среди ночи, придется выступать? Он оделся в темноте, схватил свитку, прикрепил к поясу меч, поверх шапки надвинул на голову шлем.

Княгиня Ольга ожидала Добрыню в сенях терема, где горело несколько свечей. Рядом с княгиней стоял и что-то тихо говорил ей воевода Свенельд. Но как только появился Добрыня, Свенельд умолк и, поклонившись княгине, вышел из сеней.

– Ступай за мною, Добрыня! – произнесла княгиня и пошла вперед.

Стараясь шагать как можно тише, Добрыня двинулся вслед за ней.

Так он очутился в одной из светлиц княжеского терема. Там в углу на камнях горел огонь. Посреди светлицы стоял покрытый красным бархатом стоп, два резных стула с поручнями, вдоль стен – лавки. В светлице было так тепло, что на рубленых стенах оседал пар.