Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

Мугуйя тихо заплакала. Слезы катились и катились по ее бледным щекам, и Гамиля, увидев, что мать плачет, тоже стала всхлипывать, пока слезы градом не хлынули из глаз. Поглядев на них, во всю мочь заревел Аптрахим…

Наступил праздник. Чтобы получить подарки и вволю поесть, Загит, Султангали и Гамиля вышли на улицу. Султангали и Загит тут же разбежались в разные стороны, а девочка, постояв немного у ворот, увидела бегущую в ее сторону большую черную собаку и спряталась обратно во двор.

Тихие и спокойные обычно, улицы сегодня были полны людей. Загит побежал к мечети, как вдруг кто-то окликнул его сзади:

– Эй, малайка!

Загит обернулся. Посреди улицы стояли несколько мужчин, они шумно спорили о чем-то, один был одет в мундир.

– Иди сюда! —окликнул снова стоявший рядом с ними человек с курчавой каштановой бородкой. – Ну, иди же, не съем я тебя!

Загит несмело подошел. Мужчины разом умолкли при его приближении и с любопытством поглядывали на него.

– Ты что здесь делаешь? – спросил бородатый.

– Иду праздничные угощенья собирать… – удивившись, что незнакомец не знает о том, что сегодня праздник, ответил Загит.

– Скажи уж сразу, что побираешься, милостыню просишь! – усмехнулся человек в мундире.

– Постой! – махнул рукой бородатый и снова повернулся к Загиту: —Давно здесь бегаешь?

– Только что вышел.

– А такой бумаги никто тебе не давал? – Бородатый показал ему листок с черными значками и закорючками.

– Нет, агай, такой я не видел, – с интересом рассматривая бумагу, ответил Загит. – У муллы нашего, говорят, бумага есть, вы к нему зайдите – может, и одолжит вам…

– Э, да что там, не знает он ничего! – рас сердился человек в мундире. – Пошли дальше!

Загит побежал от дома к дому, но почти везде уже побывало до него много детей, и в некоторых домах, устав от этого нашествия, уже закрыли ворота. Потеряв надежду, Загит понуро возвращался домой, как вдруг его окликнул стоявший у ворот Хажигали.

– Зайди ко мне! Что ты грустишь, дитя мое? Не надо, праздник для того, чтобы люди радовались! – сказал он, ведя мальчика в дом. – Мать, что у тебя там? Давай сюда, а то совсем замерз малай!

Жена Хажигали поставила перед мальчиком чашку с большим куском жирного мяса, и Загит принялся за еду. Капли жира падали в тишине на пол, остывая белыми восковыми пуговками под ногами мальчика. Вспомнив, что отец голоден, Загит хотел положить мяса к себе в мешочек, но Хажигали остановил его:

– Выносить из дома нельзя, сынок, счастье наше унесешь, разве ты не знал? Садись, грешно кушать стоя… – Он надел на бритую голову старую, выцветшую тюбетейку, поправил концы висящих усов и, проведя ладонью по худощавому лицу, подсел к мальчику. – Что на улице слышно?

Загит рассказал про незнакомца, показавшего ему бумагу. Хажигали оживился, узкие глаза его заблестели.

– Слышал, слышал… Говорят, ее и на заводе разбросали, и на прииске! А знаешь, что там написано?

Мальчик помотал головой, уплетая мясо за обе щеки.

– Там против царя написано, и против бога чей, и еще против нашего хозяина! – Хажигали негромко рассмеялся. – Есть же на свете люди с львиным сердцем, ай-яй-яй! Как ты думаешь, кто это мог написать!

– Нашел, у кого спрашивать! – не отрывая взгляда от прядильного гребня, вмешалась в раз говор жена – Что может знать ребенок…

– Молчи, старуха! – цыкнул Хажигали. – У того бородатого котелок варит, знает, у кого спрашивать! Дети всегда больше взрослых знают… – Хажигали помолчал и снова беззвучно рассмеялся. – Разве хозяин золота считает деньги? Да он ими самовар растапливает, если тот не вскипает! Вчера, говорят, в гости к Хажисултану приезжал… Не знаешь, не уехал еще?

– Видел вчера, как приехали… – сказал За– гит. – Только их там много было, и все толстые, я не разглядел, какой из них начальник!..

– Отец дома сидит?

– Дома…

– Что делает?

– Ничего…

– Та-а-ак…

– А что? – Загит поднялся.

– Да нет, ничего, гляди, не рассердился бы отец, что ты так долго ходишь? Иди-ка домой, сынок!

На улице по-прежнему было многолюдно. Вдруг мимо Загита пробежали несколько мальчиков.

– Хозяин золота! Начальник золота! – кричали они.

Народ валом повалил к дому Хажисултана…

Почти сразу после этого послышался звон медных колокольчиков, и кошевка, запряженная парой рысаков, как вихрь, промчалась мимо Загита.

– Вот это кони! – восхищенно сказал кто-то сзади.

– Говорят, что коренного саврасого ему вчера Хажисултан-бай подарил!

– Не ври, ты что, такой же балаболкой, как Шарифулла, стал? Он же вчера на этом же саврасом приехал!

– Зачем так плохо говоришь обо мне? – спросил подошедший Шарифулла. – Разве я та кой уж врун?

Одного его появления было достаточно, чтобы все засмеялись.

– Ба, да ты легок на помине! Как из-под земли вырос! – сказал тот, что, сначала назвал его балаболкой. – Чего ж ты удивляешься? Разве зря тебя люди хвастуном зовут? Все только хвалишься да кичишься – разбогатею, разбогатею! А сам по-прежнему в драных лаптях ходишь! – И парень гулко захохотал, широко открывая рот и закатывая глаза.

– Не смейся, кустым, не смейся, еще в ножки кланяться придется! – Шарифулла закосил глазами и, высунув кончик языка, облизал по трескавшиеся от холода губы. Слова его вызвали в толпе еще больший смех. – Мое время впереди! – Шарифулла сердито стукнул себя кулаком в грудь. —Дай бог, пока все идет хорошо.. Не верите? Тогда смотрите, какую медаль пода рил мне вчера большой начальник! – И Шарифулла ткнул пальцем в кружок, вырезанный, видимо, из консервной байки и висевший у него на груди рядом с прочими побрякушками.

– Бедняга, да у тебя не все дома… – участливо присвистнул парень, тихонько отодвигаясь в сторону.

– Большой начальник говорит, что меня то же начальником поставит. Вот стану начальником и первым делом так Нигматуллу прижму, что своих не узнает! А потом женюсь!

– Ты небось и невесту уже выбрал? – спросили из толпы.

– А как же! – гордо выпятил грудь Шарифулла, и глаза его закосили еще больше. – При смотрел тут одну, вроде, девушка хорошая… Же на – она что обувь, с толком выбирать надо! Купишь плохую – всю жизнь тебе маяться, а если приглядишься получше, найдешь себе, какую на до, – считай, что годов двадцать у тебя в запасе лежит!

– Кого ж ты отыскал? – спросил тот же голос.

– Никому не скажете? – Шарифулла при крыл ладонью рот и огляделся. – Нафису Хайретдинову! – Он вдруг хитро и мелко рассмеялся, подпрыгнул, так что зазвенели на облезлом тулупе навешанные побрякушки, и, невнятно вскрикнув, нырнул в толпу, головой пробивая себе дорогу.

– Мало ты с людьми говоришь, – сказал как-то Михаил, вернувшись с Кэжэнского завода, – все сторонкой да сторонкой… А если хочешь, чтобы жизнь у нас такая настала, как я рассказывал, сам ее начинай строить, своими руками, понял? Пока что самое главное – разъяснительная работа.