Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

– Разъяснительная? – не понял Хисматулла.

– Ну да! Вот, например, был ты в мечети, слышал, что мулла говорит?

– Был, говорит, что конец света скоро… И тот, кто неверных слушается, в аду гореть будет.. Меня в деревню пускать не велел, сказал, что я с шайтаном связался!

– Вот видишь! А ведь люди ему верят! А знаешь, почему верят? Потому что слепые!

– Как слепые?

– А вот так – дальше носа своего не видят, муллу слушают, а нас, тех, кто им добра желает, слушать не хотят… Поэтому мы должны им от крыть глаза, все объяснить и про богачей, и про священников, и про вашего муллу… Вот и ты, Хисмат, сам еще недавно такой же темный был, а теперь уже читаешь. Почему же ты не хочешь товарищам по общей беде помочь? Или ты думаешь, что все само собой, без твоего участия сделается?

– Я хочу, только не знаю, что делать!.. – покраснел Хисматулла.

– А я тебе про то и толкую – больше на людях бывай, говори с каждым, объясняй, что к чему! Те книжки, что я тебе давал, прочел?

– Прочел… Только, агай, непонятно там вот то место, где призрак бродит по земле…

– Призрак? Что ж тут непонятного? Это не то что призрак даже, а вроде как бы слух, понял? Слух о такой хорошей жизни, когда все люди равные и нет ни богатых, ни бедных, все по полам! И от нас с тобой зависит, чтобы этот призрак плоть и кровь свою обрел, чтоб он живым человеком стал! И от меня, и от тебя – от каждого, кто хорошей жизни добиться хочет и себе, и соседям, и детям нашим, и внукам, понял? И если ты свою веру в эту новую жизнь положишь, если ты за эту новую жизнь душу свою отдашь, ничего не пожалеешь, если ты другому поможешь понять, какая сила пролетариат, если другой третьему поможет, а за вами и остальные пойдут, вот тогда и призрак этот в живого человека обратится, и новая жизнь начнется – счастливая!

Хисматулла слушал Михаила как зачарованный. Вот это здорово – если каждый другому поможет, тогда ведь и вправду новая жизнь начнется!

– Завтра тебе первое задание дам, – про должал Михаил, – а пока договори со старателями, что они о нашей жизни думают, как к собраниям относятся, понимают ли, о чем мы говорим… А если кто не понимает – растолкуй, что к чему…

– Хорошо, я тогда в кабак зайду, там обычно много после работы народу бывает, – смущаясь, сказал Хисматулла.

– Правильно, – поддержал его Михаил, – сходи, сходи. Только смотри, если ты рюмку– другую не опрокинешь, твои товарищи, пожалуй, на тебя в обиде будут, а? – Он засмеялся. – Да это ничего! Иногда не грех стаканчик пропустить, главное – вида своего человеческого при этом не терять, верно я говорю?

– Верно... – еще больше смутился Хисматулла, помня свои прежние грехи. – Так я пойду?..

В кабаке Хисматулла не стал ничего заказывать, а присел за свободный стол в углу, прислушиваясь к тому, что говорят старатели. Сейчас ему непонятно было, как это он проводил здесь раньше все свободное время. Дымная, чадная комната, пропитанная запахом пота и вина, прокуренная, душная, с гомоном пьяных голосов, с бессмысленными глазами тех, кто уже выпил больше, чем надо, если и не вызывала в нем теперь дрожи отвращения, то лишь потому, что он пришел сюда по поручению Михаила. Теперь перед ним стояла новая цель, и если этой цели понадобилось, чтобы он пришел сюда, то вот он пришел и будет делать то, что нужно для хорошей жизни.

Хисматулла огляделся. За соседним столом два молодых парня, сидя в обнимку, пели вразброд, не сознавая, что поют неверно, третий сидел рядом с ними на полу, уткнув голову в колени.

Тот парень, что сидел на полу, вдруг вскинул голову, и Хисматулла узнал в нем Мутагара, своего бывшего напарника. Мутагар тоже заметил Хисматуллу, развел руками и бросился к нему:

– Хисматулла-а!

По дороге он споткнулся о край лавки и чуть не растянулся на полу, но подбежавший Хисматулла подхватил его.

– Ты что же это? – растерянно сказал он. – Ты здесь откуда?

– Как откуда? 3-здесь… – бессвязно забор мотал Мутагар – Агай, идем к нам, садись, вы пей с нами!

Парни, с любопытством глядевшие на Хисматуллу, тоже загомонили:

– Садись, садись, кумыс пить будешь?

– Лучше кислушку! Она медовая, греха меньше!

Хисматулла оглядел их опухшие, красные лица с кругами под глазами и неожиданно, забыв про задание Михаила, сказал:

– Ребята, айда отсюда! Вы же молодые, зачем вы здесь торчите, в этой грязи?

– Брось задаваться! – с гонором ответил рослый, крепко сбитый парень с наголо выбритой головой – Ты что, угощеньем нашим брезгуешь?

– Или, может, муллой заделался? – поддакнул второй.

Хисматулла сел, и ему тотчас же плеснули в жестяную кружку самогону. Рослый встал и протянул ему кружку:

Хисматулла отхлебнул, горло его обожгло, он вытер губы рукавом и незаметно, пока остальные пили, вылил самогон себе в рукав.

– Вот это по-нашему, по-старательски! – одобрил рослый. – А то сидит не пьет, будто сглазить хочет…

Парни пели песню за песней, пили кружку за кружкой, и рукав Хисматуллы уже был весь мокрый оттого, что он больше не выпил и глотка. Делая вид, что пьет, он внимательно прислушивался к тому, что говорят за соседними столами. Трудно было понять, кто о чем говорит, – один со слезами рассказывал о своей бедности, другой кого-то ругал, третий – хвалил, и Хисматулла уже пожалел, что пришел сюда. Но вот в кабак вошла большая компания старателей. Усевшись, они тут же заказали две четверти. Хисматулла подсел к ним, узнав старого знакомого, усатого старателя, который когда-то защитил его

– За встречу! – торопливо сказал усач, разливая самогон. – Давненько тебя не видел, где ж ты был, не на Кэжэнском заводе? У меня там друзей полно, по пальцам не сочтешь… Ну, выпьем!

– Я не буду, не хочу, хватит мне, – Хисматулла отвел кружку рукой.

– Как это не будешь? Сегодня грешно не выпить, друг, ведь позавчера у вас, мусульман, праздник был!

– Так то позавчера… – улыбнулся Хисматулла.

– Ну и что? А вчера у нас, русских, праздник был – суббота. Стало быть, сегодня – у всех праздник, общий то есть… Пей, заливай, слезам воли не давай! – Он поднял кружку, подмигнул и, широко открыв рот, опрокинул в себя мутную, отдающую кислым запахом жидкость, зажмурился, крякнул и вытер слезящиеся глаза тыльной стороной ладони. – Так-то вот!

Хисматулла поставил свою пустую кружку на стол и, стараясь показать, что он тоже выпил, крякнул вслед усачу и отер глаза.

– Не одно, так другое, – вдруг сказал усач, придвигаясь ближе к товарищу. – Одна беда в дверь уйдет, а другая уже в окно стучится!