Яныбай Хамматов - Золото собирается крупицами

Братья умолкли. Султангали почти сразу уснул, а Загит еще долго лежал, широко открыв глаза и вглядываясь в темноту. «Надо отцу сказать, – думал мальчик. – А то и в самом деле натворит чего… Или не говорить…»

Перед рассветом он уснул, а когда проснулся, ни отца, ни брата уже не было. Пойти поискать… – подумал Загит и, одевшись, вышел на улицу.

Отец во дворе возился с санями, и не успел Загит закрыть за собой дверь дома, как он крикнул ему:

– Беги на скотный двор! Хажисултан-бай сказал, там для тебя работа есть!

– Атай… – несмело начал мальчик, переминаясь с ноги на ногу.

– Беги, беги, без отговорок! Чтоб одна нога здесь, другая там! – отмахнулся отец, и, не смея ему перечить, Загит во всю прыть припустил по дороге.

…Возвращаясь со скотного двора, Загит увидел молодую женщину в черном, которая быстро прошла навстречу ему и даже не прикрыла лица платком. Лицо ее было сосредоточенно и серьезно, глаза смотрели прямо перед собой, но, казалось, не видели Загита, а всматривались во что-то позади него. Загит оглянулся, чтобы посмотреть, что так приковало ее внимание, но не заметил ничего особенного. Пожав плечами, он двинулся дальше, но не успел сделать и нескольких шагов, как из-за поворота прямо на него, подскакивая, вылетел Гайзулла.

– Сестру мою не видел? – тяжело дыша, крикнул он.

– Она в черное одета?

– В черное.

– Значит, видел! Она вон туда пошла, – показал рукой Загит.

– Туда? Тогда все в порядке, слава аллаху, домой побежала. – Он помолчал, переведя дыхание, и продолжал: – На кладбище ходили… Как увидела могилу своего ребенка, повернулась и бежать! Я за ней – ну, думаю, сейчас в колодец бросится! Беда с этими ненормальными…

– Любила, что ли, сына? Отчего он умер? – участливо спросил Загит.

– Да не сын, а дочка, она уже сразу мертвая родилась! – пояснил Гайзулла. – Я сам и схоронил ее, Нафиса тогда и встать не могла, а Хажисултан-бай только пса спустил, когда я к нему пришел, ни гроша не дал и с тех пор к нам в дом ни ногой! Айда пойдем вместе? Я из-за нее и на могилу отца посмотреть не успел, идем, на маму свою поглядишь…

Загит хотя и боялся, но согласился, не желая обидеть друга. Они пошли к кладбищу, прокладывая себе дорогу в мокром снегу.

– Ты не боишься? —спросил Гайзулла. – Когда отец живой был, я тоже ужас как боялся! А теперь привык… Я здесь часто бываю, иногда мать со мной ходит или сестра, но ее я больше с собой не возьму. Как только придет на кладбище, точно духи в нее вселяются! Не могу за ней бегать, у меня нога устает…

– А отчего твой отец умер? – спросил Загит.

– Мулла говорит, его хозяин горы наказал, оттого что я самородок нашел! Да нет, это давно было, – сказал Гайзулла, заметив, как заблестели глаза товарища. —То золото отец, чтобы от нас беду отвести, бывшему хозяину прииска от дал, Галиахмету-баю…

– А-а! – разочарованно протянул мальчик.

– А ты хозяина горы не боишься? Он ведь каждого, кто найдет золото, наказывает! Видишь, что с моей ногой сделал?

– Может, мне то золото, что ты дал, выбросить? – испугался Загит.

– Что ты, за такую ерунду никто тебя не тронет! – рассмеялся Гайзулла. —А знаешь, что делать, если найдешь самородок величиной с лошадиную голову?

– Не-ет…

– Вот и видать, что ты молод покамест, а вот я знаю! Меня один курэзэ научил, с которым я по белу свету бродил, – надо три раза сказать «локотэ, локотэ», а потом перебросить золото через плечо и сказать: «Лэгнатулла калауллин, каулин, кафрин!»

– А что это значит?

– Это значит, что ты не виноват, что золото нашел, а виноват начальник, который прииски держит! Отец не знал, как надо сказать, вот и погиб… – погрустнел Гайзулла.

– А потом можно самородок поднять? И тебе ничего не будет? – переспросил Загит.

– Я говорю, поднимай и делай с ним, что хочешь после этого, мне курэзэ все растолковал про горных духов… Ученый, и по-русски может говорить, знаешь, сколько всего у него в голове? Я, пока с ним ходил, тоже немножко по-русски выучился, вот кладбище по-русски погост называется…

За разговором мальчики не заметили, как подошли к кладбищу.

– Вон могила моего отца, – Гайзулла подбородком указал на невысокий холмик, с которого клочьями слезал снег. – А матери твоей могила правее, у того куста, видишь?

– Здесь? – пальцем показал Загит.

– Кто тебя учил на могилу пальцем показывать? – рассердился Гайзулла. – Никогда этого не делай больше, если надо – головой кивни, и все, понял?

– Я не знал… – расстроился Загит.

– Ладно, ничего! – смягчился Гайзулла. – Не огорчайся… Пойдем посмотрим на младенчика нашего, видишь, тот дальний холмик? Снегом занесло, еле-еле из-под него глядит…

Ребята долго бродили по кладбищу, разыскивая могилы знакомых и разговаривая. К вечеру Гайзулла заторопился.

– Пошли скорее, а то скоро ангелы при дут, – сказал он. – Нехорошо мешать им…

Вернувшись домой, Загит припрятал в рукав половину своей вечерней доли мяса. «Отдам Гайзулле-агаю, вот удивится, – подумал он. – Может, сейчас отнести?»

– Отец, я еще навоз на дворе у бая не до чистил, – сказал он, – не сходить ли?

– Завтра дочистишь, темно уже, – возразил Хаким. – Пока сыт, сиди лучше спокойно, дольше продержишься! – Он задумался, петом по вернулся лицом в сторону Мекки и, произнеся молитву, добавил от себя: —Храни нас, аллах, не заставляй нас дойти до такой нужды, чтобы просить под чужими дверями. Много у меня грехов, но что они по сравнению с моей нищетой? Дай мне счастья и долгой жизни, дай счастья моим детям…

После молитвы он уселся поудобнее и заговорил раздумчиво, ни к кому не обращаясь:

– Я богат, я богаче других, – у меня есть коза. Если я захочу есть, у меня есть еда. Когда кончится телятина, аллах пошлет что-нибудь… Главное, чтобы была причина! Сделаешь при чину – аллах вдруг пошлет тебе еду, а когда по ешь, у тебя появляются силы, чтобы снова найти причину!.. – Он поднял голову и посмотрел на Загита. – У нас там в кадушке еще немного муки осталось, да? Так вот – вымой руки и заме си лепешку, пусть старый хлеб не перебивает дороги новому… Завтра праздник, лепешку и козлят отнесем мулле, и это будет наше подаяние к празднику!..

Утром Хаким положил лепешку за пазуху, взял на руки двух козлят и отправился к мулле. Вернулся он скоро, принес обратно козлят и, выложив лепешку, завернул ее в скатерть, ворча:

– Совести у этого Гилмана нету, за шесть душ последнюю козу просит! Я ему говорю: «Что ты с нами делаешь? На шесть душ как раз двух козлят хватит – на четыре души по одной ноге, и на две души – по паре! А он уперся – и ни в какую! Ну, ничего, подрастут козлята, обойдемся… А что еще делать? Выхода нету! Лишь бы аллах принял наше подношение…

Он привел со двора козу, в последний раз подвел ее к козлятам, чтобы те насытились, и, привязав ее за рога, снова отправился к мулле.