Франтишек Кубка - Избранное

Деревни и местечки между Штеттином и Штральзундом носили странные названия, произношение которых, однако, легко давалось Иржику: Торгелов, Духнов, Косенок, Цицов, Кисов и Мильцов. Жители, правда, говорили только по-немецки, на особом, малопонятном наречии, хотя себя считали потомками славян-венедов. Иржи смотрел на этих людей с тоской, говоря себе, что так может стать и в Чехии и в Моравии, если гнев божий не иссякнет.

Мальчик, утомленный долгой дорогой, спал в кузове саней под тулупами. Его узкое лицо было совершенно непохоже на лицо Иржи! Сына ли он обрел или везет чужого ребенка? Действительно ли этот мальчик был назван матерью Морицем в честь святого покровителя кромержижского храма или все это обман, пустая мечта? Вот только руки, спрятанные под меховой полостью, пожалуй, свидетельствовали, что бабкой принца была служанка из Хропыни.

Мальчик во сне бормотал какие-то немецкие слова. Проснувшись, он сказал:

— Я видел во сне мать… Опишите мне, сударь, ее лицо, чтобы я узнал, она ли это была в моем сне.

Мальчик коснулся теплой рукой холодной ладони Иржи и крепко сжимал ее, пока Иржи рассказывал о зеленоватых глазах, белом лбе, маленьком рте и медово-золотых волосах королевы.

— Это была она! — радостно закончил мальчик.

Шведский комендант в сером доме на штральзундском Старом рынке еще не получил для принца и рыцаря денег на дорогу в Нидерланды и в гавань Зунда, пока не вошел корабль, который должен был отвезти их в Амстердам. Полковник, однако, знал, что ожидалась старая, но величественная каравелла «Юпитер», на которой в тысяча шестьсот двадцатом году король Густав Адольф приплыл в Руйяну. Он с шестью дворянами переправился в Штральзунд и поселился «У золотого льва» под именем Адольфа Карлсона Гарса, вместо Gustavus Adolphus Rex Sueciae [93] Густава Адольфа, короля Швеции (лат.) . . Из Штральзунда король ездил в Берлин, чтобы взглянуть на Элеонору, дочь курфюрста, свою будущую супругу и шведскую королеву.

Теперь «Юпитер» вез в трюме груз кож для Амстердама. Каюта для пфальцского принца и чешского рыцаря помещалась на носу корабля. Прибытия каравеллы ждали долго, долго ждали и отправки ее в дальнейший путь.

Иржик и принц, как когда-то король, жили «У золотого льва» и бродили по городу. Им показали укрепления, которых не смог взять штурмом Валленштейн, и бастионы, которые он разрушил, но тоже не взял. В Штральзунде, как во всех остзейских городах, имелся храм святого Николауса и храм Девы Марии, а также бывший монастырь на валах. В гербе города были крест и стрела, а Иржи знал, что эта стрела — Стрела, пролив под стенами, откуда выстрел из мушкета достигает до Руйяны.

— Расскажите мне о маме, — часто просил мальчик, и Иржи вспоминал дом те Вассенар и палаццо в Ренене. Рассказывал он и об умершем Хайни.

— Меня море не страшит, — говорил Мориц. — Я стану адмиралом!

Близилась весна, и пруды под франкским валом освободились от льда, когда «Юпитер» вышел из гавани.

— Больше всего я люблю воду, — говорил мальчик. — А учить латынь и говорить по-французски не хочу. Стрелять и ездить верхом я умею, я отправлюсь в плаванье, на море буду искать свое счастье. Было бы в Бранденбурге море, ни за что бы я оттуда не уехал. Я еду в Голландию, чтобы быть ближе к морю. Никто меня не удержит, даже мать. Я не утону, потому что умею плавать! Возле Потсдама много прудов и озер, у меня была там своя лодка. Ее милость бабушка Юлиана умоляла меня не убегать от нее на воду. Но я не слушался. Я никого не слушаюсь! Шести лет я провалился под лед, и меня еле-еле вытащили. Я вцепился в кромку льда и звал на помощь, пока не прибежали. Ладони у меня примерзли ко льду. Вот с тех пор у меня красные руки… Чего это вы вдруг испугались?

— Чего мне пугаться? Разве у тебя руки не были красными от рожденья?

— Как могут у принца быть красные руки? Бабушка Юлиана созвала врачей. Пришли и знахарки и продавцы мазей. Нашли женщину, о которой шла молва, что она знается с дьяволом, пригрозили ее сжечь, если она не поможет, и озолотить, если она выбелит мои рачьи клешни. Но ничего из этого не вышло. Мне-то все равно, а вот бабушка плакала. Она до сих пор боится, как бы мать не стала ее попрекать. Как вы думаете, будет мама сердиться на меня?

— Не знаю… Вашей матушке нравились красные руки.

— Чьи красные руки?

— Мои.

— Но ведь у вас руки не красные.

— Ваша матушка дала мне мазь из Мекки, и краснота сошла.

— А мне она даст эту мазь?

— Наверное.

— Красные руки бывают у служанок и рыбаков.

У Иржи даже слезы выступили, не совладав с собой, он крикнул:

— Пошел ты к черту со своими руками!

Но тут же спохватился и хотел погладить мальчика по голове.

— Вот как, сударь, вы разговариваете с принцем? — закричал в гневе принц Мориц. — Я пожалуюсь на вас маме. А когда я вырасту — мы будем драться. Я этого не прощу!

И убежал. Напрасно Иржи звал его, мальчик по трапу забрался на мачту.

— Вот сейчас возьму и прыгну вниз, — грозился он.

— Я прошу у вас прощенья.

— А я не прощаю. С сегодняшнего дня я вас больше не слушаюсь.

Матросы смеялись. Мальчик раскачивался на веревочном трапе, зависая над водой.

— Перестаньте, принц!

— Я не утону, даже если упаду. Хотите, я отпущу трап?

Матросы уже не смеялись и позвали капитана. Тот бранился по-шведски, немецки и голландски.

— Слезай, не то отлуплю!

Мальчик продолжал раскачиваться над водой и над палубой. Трап поймали и строптивца схватили за руки и ноги.

— Все вы будете наказаны, — шипел он, стараясь освободиться, — вы оскорбляете принца, пираты, разбойники, турки!

Капитан приказал отнести мальчика в «королевскую каюту» и запереть. Мориц колотил в дверь ногами, разбил иллюминатор. Потом утих. Вечером двери отперли. Он заявил Иржику:

— Спите, где хотите, больше под одной крышей с вами я не живу. А то мне ничего не остается, как задушить вас спящего.

С того вечера Иржи пришлось спать в капитанской каюте вместе с капитаном.

Они плыли тихими датскими водами. Но возле нижнесаксонских берегов море разбушевалось. Мальчик принялся скакать по палубе. Его снова пришлось отнести в каюту.

— Я велю связать тебя, — пригрозил капитан. — Откуда вы его взяли, проклятого кальвиниста? И это пфальцский принц?

Мальчика утихомирила морская болезнь. Он корчился от головокружения и тошноты. Иржи за ним ухаживал. Когда между Фризскими островами волнение успокоилось, мальчик обнял Иржи за шею и прошептал:

— Вы добрый… Ах, какой вы добрый! Как отец! Я еще никогда не видел отца!

И заплакал.

— Это ее сын… Но не мой, нет… Хотя, кто может знать… В Стамбуле и я был таким!

Они помирились.

«Несчастное дитя. Родился во время бегства. Не знал матери… Скитался по свету. Из Берлина в Кросно, из Кросно в Потсдам. Спасался от императорских солдат… Теперь тоже бежит от войны. Он видел горящие города и деревни. На его глазах сжигали колдунью… Сыночек, не удивительно, что ты так одичал…» — думал Иржи.