Франтишек Кубка - Избранное

Но король все не высаживался.

Так прождали целый день.

Только в ту минуту, когда сплющенный круг солнца коснулся на западе серой земли, с палубы «Меркурия» спустили шлюпку, в которой к берегу вместе с адмиралом Гильденхильмом отправился Густав Адольф. Это послужило знаком для всех кораблей спустить шлюпки и начать высадку. В сумраке море почернело. Весла рассекали длинные волны, набегавшие с севера на юг, от Ругена к реке Пене.

Высадка была неслышной и быстрой.

Еще до полной темноты войско построилось и двинулось к низким холмам, прочесывая дубравы. При этом солдаты сообщали друг другу, что король, не дожидаясь, пока нос его шлюпки коснется твердой земли, выскочил на песок и сразу упал на колени.

— Так сделал Цезарь, пристав к берегам Британии, — объяснил полковник Лейонгуфвуд, учившийся когда-то в Упсале, обращаясь к проповеднику Фабрициусу.

Фабрициус возразил:

— Юлий Цезарь на британском берегу взывал не к господу. А наш король молится!

За лесом полк Лейонгуфвуда натолкнулся на пустые императорские окопы. В темноте раздалось несколько выстрелов, и снова все стихло.

Часть войск расположилась лагерем в чистом поле, воткнув в песчаную почву с четырех сторон хоругви с такими надписями: «Если бог с нами, кто против нас?», «Густав Адольф — защитник веры», «Марс владеет мечом, Фемида — жезлом», «Жребий брошен». Солдаты не понимали, что означают письмена на хоругвях. Читать они не умели, а если кто и умел, то все равно не знал латыни. Но они верили, что эти стяги священны и под их охраной первый сон на твердой земле будет ненарушимым и спокойным. Вместе с ними посреди лагеря спал и их король.

Спал и граф Турн, военный советник короля, и Иржик заснул сладким сном. Между лагерем на померанском берегу и чешской землей больше не лежало моря!

Король не поехал в Штеттин, хотя его приглашал в свой замок померанский князь Богуслав {187} 187 Князь Богуслав XIV (1580—1637), герцог Померанский (с 1620 г.). В Поморье (Западнопоморском княжестве, позднее Западной Померании) правила славянская княжеская, позднее — герцогская династия. .

— Мое место в военном лагере, — ответил король князю, который за одну ночь, поглядев перед сном на широкие жерла шведских пушек, превратился из союзника Валленштейна в друга короля, и продолжал спокойно попивать свое пиво. Шведский король обещал не лишать его трона и по окончании войны убрать свои гарнизоны из померанских городов и населенных пунктов, а главное — из Штеттина.

Шведские вербовщики вербовали в Померании солдат, а князь Богуслав наблюдал из окон замка в Штеттине, как шведские унтера на площади обучают деревенских парней обращению с оружием.

— Вчера они с голодухи траву ели, — говорил Богуслав, — вот до чего довела нас моя верность его императорской милости. Сейчас-то они поотрастят брюха. Валленштейн ведь все подчистую вывозил из страны, а швед пригнал стада овец и коров. Против такой войны я ничего не имею. Пусть — in Gottes Namen [76] во имя божье (нем.) . — швед делает здесь, что ему нравится.

Когда из Гданьска к шведскому королю приехал сэр Томас Роу, чтобы вручить ему орден Подвязки, князь Богуслав хотел провести эту церемонию в своем замке.

Но король приказал сэру Томасу явиться в лагерь. Он холодно принял английский орден и не подумал поблагодарить сэра Томаса за посредничество при заключении мира, похвалив в то же время месье Эркюля де Шарнаса, который вернулся в Данию.

Сэр Томас в полном унынии отбыл в Гданьск.

Королевские солдаты, отобранные из бывших фалунских рудокопов, укрепляли штеттинские валы. Из донесений явствовало, что из Бранденбурга, Лужиц и Чехии быстрым маршем близятся императорские войска. В Гарце и Гриффенхагене, по обоим берегам Одера, будто бы возведены укрепления, преграждающие королю кратчайший путь в Чехию, о котором через Иржика сообщила королю леди Бесси из Гааги.

Да и господин военный советник Турн неустанно твердил об этой самой короткой дороге, и пан Велен из Жеротина послал в штеттинский лагерь маршалу Горну целую инструкцию о походе в Чехию.

«Пусть, — писал пан Велен, — отправят по Одеру в Силезию восемь или десять тысяч ландскнехтов, за ними пойдет чешский, моравский и силезский народ, бежавший под шведские знамена. Если это войско займет Силезию по Кросно, Загань и чешскую границу, то польский сейм, который можно было бы созвать во Вроцлаве, конечно же, вынесет решение о союзе с королем, как это уже получилось в Померании. Тогда не трудно будет поднять Моравию и Чехию».

Пан Велен предлагал свои услуги в силезской акции, а Турн мог бы быть полезен в Чехии. Валашские пастухи ждут этой минуты.

Маршал Горн писал канцлеру Оксеншерне в Эльбинг и говорил с королем.

Король сказал:

— Дождутся и они… Дойду и до Чехии. Но прежде я должен услышать, что скажут в Бранденбурге и Саксонии. Будь у моих солдат орлиные крылья, я поднялся бы с ними в поднебесье и опустился бы со всей стаей на чешские горы. Но пока я должен думать, как обеспечить тыл. Неверный друг за спиной хуже открытого неприятеля в поле.

Широкий и быстрый Одер уже замерз, на лагерь под Штеттином, где король приказал вместо палаток срубить деревянные избы, навалило снегу, когда из замка сообщили, что прибыло бранденбургское посольство и остановилось у князя Богуслава. Посольство не было многочисленным. Всего-навсего один советник курфюрста Петер Бергман со своим служащим. Третьим в санях был пфальцский принц Мориц.

Иржи с волнением ожидал момента встречи с ним. Ведь мальчик был принцем и не мог прибежать к незнакомому рыцарю, взять его за руку и сказать:

— Я здесь… Вези меня к матери!

Первым в королевскую избу вошел краснощекий мужчина в шубе, господин Петер Бергман. Приехал он в своих санях, и личный конвой короля из даларнян отдал ему честь.

Трубач протрубил громкое приветствие. Граф Турн узнал, что разговор между румяным господином и королем был неприятный. Посол был ну вылитый господин Камерариус. Льстивый и дерзкий. Якобы он начал высокопарно, что приносит-де приветы курфюрста Георга Вильгельма Seiner Liebden [77] Вашей милости (нем.) . , шведскому королю и дорогому зятю. Курфюрст-де просит дорогого зятя, чтобы он не предпринимал похода в Германию, который мог бы стать началом большой войны. Но если Seine Liebden во что бы то ни стало пожелает предпринять поход, пусть минует Бранденбург. Курфюрст всем сердцем за протестантскую веру, но в этой affaire militaire [78] военной авантюре (фр.) . предпочитает сохранить самый строгий нейтралитет.

— Наш король спокойно слышит любые слова, латинские ли, немецкие, французские или шведские, — рассказывал Турн, — снесет и дерзкое словцо и крепкое солдатское и сам их употребит, но от слова «нейтралитет» кровь у него вскипает. Он закричал на посла так, что слышно было на крыльце, где стоял караул.