Франтишек Кубка - Избранное

День был солнечный. За открытыми окнами пели дрозды и зяблики, чирикали стайки воробьев и покрикивали жирные стокгольмские чайки, вылавливая рыбу из вод Меларена и пожирая ее.

Король обратился к залу:

— Если по воле божьей мне не суждено вернуться на шведскую землю, признайте наследницей престола дочь мою Кристину. Присягайте Кристине, как моей наследнице на шведском престоле!

Сейм встал. Обнажили оружие господа Браге, Стур, Лейонгуфвуд, Гилленштирн, связанные узами родства с Вазами господа Горн {185} 185 Горн Густав Карлсон (1592—1657), граф — шведский полководец и государственный деятель, фельдмаршал. и Банер, Оксеншерна, Скитт и Снарр. Присягнул на верность сводный брат короля, адмирал Гильденхильм, и мудрый Штенбок. Клялись в верности землевладельцы из Уппланда, Гетеланда и с далеких норвежских границ. С поднятой десницей присягали профессора Упсалы и пасторы лютеранской церкви из Стренгнеса, Калмара, Вестерааса и Линкепинга в черных камзолах и в пышных крахмальных брыжах.

Присягали города от Карлскрона и Мальмё до Эстерзунда и Лулса, богом клялись крестьяне из Далекарлии и Зёдермальмё. Встала со своего почетного места и присягнула королева Элеонора, бледная, взволнованная и униженная тем, что не ей, королеве, а этому ребенку и регентам доверяет муж королевский скипетр. Аплодисментами и приветственными криками славила короля и его дочь толпа народа, призванная в этот раз к участию в заседании сейма.

Шотландские, английские, голландские, немецкие и чешские генералы и полковники на королевской службе — а среди них и господин военный советник Генрих Матес Турн, прибывший вчера из Эльбинга, — замахали с галереи оружием и засверкали панцирями. На всех башнях города звонили в колокола. Многие в зале плакали.

На улицах, в лавках и мастерских люди тоже плакали, слыша, что настал час железа. Народ немногочисленный, бедный и миролюбивый, но — сколько помнят отцы и деды — всегда проливавший кровь, вступал в войну. Народ, воевавший с Московией, Данией, Польшей, одерживавший победы и терпевший поражения, голодавший и страдавший. Лет сто назад бог отогнал сельдь — пропитание и богатство страны, из шведского моря в норвежское, датское и голландское. Скудны шведские поля, и хочешь не хочешь — надо сражаться за Ливонию, Эстляндию и Пруссию. Шведские земли расширились за счет заморских. От берегов Балтики были отогнаны московиты; многие члены сейма получили поместья в Ингерманланде и Финляндии, но у себя-то дома люди не могли грызть камни или питаться мохом и водой. Вот король и решил вести их на войну бедных. Как же это он сказал?

— Простому человеку и крестьянину желаю, чтобы вечно зеленели их луга и поля родили сам-сто. Пусть будут полны их амбары и богатство растет и поднимается, как опара, чтобы без тревог и с радостью могли они исполнять свои обязанности и использовать свои права!

Иржи слышал эти слова. Так не говорили паны из Роупова, Каплиржа и Шлики. Не говорил такого и избранный король Фридрих. Воинственным окриком и бряцаньем оружия домогалось четвертое сословие — этот черный сброд, как сказал покойный Турн-младший на Белой горе, — своих прав и не получило их!

— Вам, горожане, — сказал дальше король, — я пожелаю, чтобы маленькие домишки вы заменили большими каменными домами, ваши маленькие лодки — большими парусниками и кораблями. Пусть дно ваших пивных кружек никогда не будет сухим!

Никто в Праге не говорил таких слов горожанам, от них только требовали золота, серебра и драгоценностей на ведение войны.

Старый Турн снова прослезился.

— Слышишь, Герштель, глас справедливого?

— Господь мне свидетель, — клялся король, — что войну я начинаю не по своей воле и не по прихоти. Император помогает нашим врагам, преследует наших союзников и братьев по вере. Стонущие под игом папы молят и призывают нас освободить их. С божьей помощью да будет так!

На набережной грянули пушки.

— Сейчас он скажет и о чешской земле, — шепнул граф Турн.

О Чехии они не услышали ничего, но канонада грохотала и сейм ликовал.

— Не может он перечислять все страны, которые собирается освободить, — утешался Турн. — Ведь теперь-то наверняка ему быть протестантским императором!

Графу Турну уже виделась на голове короля императорская корона, и он аплодировал и провозглашал славу этому призраку.

— Я сознаю опасности, которые нас ожидают, — тихим голосом продолжал король. — Мне не раз случалось попадать в трудные обстоятельства, и я не жалел живота своего. Бог вывел меня невредимым из кольца врагов и исцелил на пороге смерти. Но придет мой час, я останусь на поле боя. Поэтому, оставляя вас, я поручаю вас охране всевышнего, обращаюсь к нему с молитвой, и да пребудет его благодать над всеми вами и ныне, и присно, и во веки веков. Я прощаюсь с вами с нежной любовью и, наверное, навсегда.

Король умолк и обратил взгляд к балкону, где сидела испуганная и бледная его супруга Элеонора с девочкой Кристиной на руках. На глазах его выступили слезы, но он совершенно не старался их скрыть. Громко зашмыгали, утирая слезы ладонями, крестьяне, сидевшие на задних скамьях. Орудия молчали. Только птицы пели за открытыми окнами да чайки покрикивали над водами.

Король выпрямился и, прикрыв глаза, сцепил пальцы рук. Как всегда в важные моменты, он откинул голову и стал читать псалом, который часто повторял перед сеймом или перед битвой:

— Господь, ты всегда наша защита от народов и варваров. Сжалься над рабами своими. Насыть нас милосердием своим ныне утром, чтобы мы могли петь и веселиться во все дни. Пусть будет при рабах твоих дело твое и красота твоя при сыновьях их… И дела рук наших подтверди среди нас. Дела, прошу, рук наших подтверди! Аминь.

Помолившись, он открыл глаза и весело улыбнулся собравшимся.

И всем стало легко и радостно.

После этого он пригласил всех в самую большую залу дворца и пировал вместе со всеми, пил и ел, как подобает мужчине. Прохаживаясь вдоль столов, он беседовал с графами и крестьянами. Остановившись возле Иржика, он обратился к нему особенно ласково и сердечно:

— Недалек час, когда вернется король Ячменек в венце из колосьев. Верьте мне!

Король пожал ему руку и пошел дальше по зале, в которой шумели и пели песни до поздней ночи. А далекарльские крестьяне пустились танцевать с таким топотом и гиканьем, что задребезжали окна и в домах, что стояли неподалеку, проснулись те, что осмелились лечь спать в такую ночь.

В порту Элфснаббн, спрятанном за зелеными шхерами, собрались толпы народа из недалекого Стокгольма, всей близлежащей округи и даже с гор. В экипажах и верхом прибыли высшие королевские советники, все сословия. С королевой Элеонорой и маленькой принцессой король простился в стокгольмском дворце, обещав вызвать супругу к себе, как только наступит передышка от боев.