Франтишек Кубка - Избранное

Надо заметить, что в ту пору в главном крыле хропыньского замка была школа чешских братьев {45} 45 Чешские братья — религиозная секта, возникшая в Чехии в середине XV в.; члены ее выступали против сословного и имущественного неравенства, отвергали всяческое насилие; способствовали развитию национальной культуры, прежде всего образования; после поражения чешского восстания 1618—1620 гг. были разгромлены. для дворянских и мещанских детей, и обучали там не только наукам, но и пению, танцам, а также хорошим манерам, откуда и пошла поговорка: «Ты в Хропынь спеши-ка лучше, там манерам всех научат».

Я рос быстро, не по дням, а по часам, и ходил в эту знаменитую школу.

С ранних лет ездил верхом и обучался фехтованию. Отец во мне души не чаял. И крестьянам своим стал он вроде отца родного, перестал пьянствовать и сделался рачительным хозяином. Одно его мучило — сделать так, чтобы не смотрели на меня как на незаконнорожденного. Наконец дошел он до королевской канцелярии, за крупную мзду добился признания меня законным сыном, и я получил имя Пражма. Он стал совсем другим человеком! Это тень покойной Маржи направляла его.

Меня иначе как Ячменек не называют, и мне это вовсе не обидно, потому что напоминает старинную легенду о моравском короле. Ведь в моей истории все было точь-в-точь как в нашей ганацкой легенде о Ячменьке.

Мне минуло девять лет, когда умер отец. Стал я господином на Хропыни. Однако по закону управлял двором, деревнями, городком и заставой младший брат отца Шебор Пражма из Билкова и на Студенце со своей женой Маркетой. И так они хозяйствовали, что обветшал дом и двор, городок пришел в упадок и опустели сады, жучок пожрал леса, а крестьяне вырубили березовые рощи. В пивоварне уже не варили пиво, а виноградная лоза перестала родить. И без того времена в нашем маркграфстве были худые, земаны нищали, а паны день ото дня богатели. Разжирели и священнослужители, и больше всех кардинал Дитрихштейн {46} 46 Дитрихштейн Франц (1570—1630), епископ оломоуцкий, кардинал; глава католической партии в Моравии; короновал Фердинанда Штирийского в Чехии и Германии; во время чешского восстания 1618—1620 гг. бежал в Вену; в 1621 г. был назначен губернатором и верховным комиссаром императора. .

Было мне тринадцать лет, когда дядя продал Хропынь кардиналу. Тот заплатил тысячу золотых задатка при совершении сделки, и еще дядя, который перебрался в свой дом на площади в Кромержиже, мог до моего совершеннолетия пользоваться процентами от ста пятидесяти трех тысяч моравских золотых, уплаченных епископством за замок со всеми полями, лесами, прудами, мельницами и деревнями. Братскую школу в замке сделали иезуитской.

У дяди с тетей в Кромержиже я прожил четыре года. Тем временем дядя тоже скончался. Век ему буду благодарен за то, что и в Кромержиже не переставал он заботиться о моем образовании. Среди моих учителей был и французский дворянин месье Сен-Обен, он закрепил мои знания латыни и усовершенствовал в своем языке, ведь дядя вообразил, что когда-нибудь король направит меня послом в чужие страны.

Недолгой была радость кардинала Дитрихштейна от владения Хропынью. В прошлом году моравские сословия отобрали у него имение и замок, а епископские крестьяне освободились от личной зависимости. Теперь все знают, что Хропынь с окрестностями назначена в дар вам, ваше величество, а Кромержиж — королю. Вот почему именно меня сделали вашим пажом.

Королева поблагодарила за рассказ, который выслушала с большим вниманием. Потом спросила:

— А я могу называть тебя Ячменек?

— Как вашему величеству будет угодно, — ответил Иржик.

— Мне угодно тебя поцеловать, — произнесла королева и обеими руками обхватила голову Ячменька.

Плыл по небу скрытый седыми тучами месяц, и серебряный шлейф тянулся за ним по Влтаве. Великая тишина Стояла над Градом и городом.

В том декабре часто вспоминал Иржик хропыньское ученичество и Кромержиж. Коляды, что распевали школяры, полночный перезвон колоколов, голос караульщика с башни, возвещающий, что «розовый куст расцвел для нас», потешные огни на улицах во славу рождества Христова, а вслед за ним и Нового года.

Девушки по всем деревням, городкам и городам пекут к празднику пышные калачи и украшают их лентами и бумажными цветами, засахаренными фруктами и орехами. А их кавалеры приходят в дом, чтобы тот калач разрезать. Еще вспоминал он, как в ту пору ходят в деревнях ребятишки с порожним кувшином, затянутым пузырем. Натянув конский волос, они извлекают из этого инструмента гудящие звуки и под такой аккомпанемент поют своими чистыми звонкими голосами о деве Марии и младенце, о трех волхвах, что «увидали над Вифлеемом яркую звезду, и на конях в путь пустились, и младенцу поклонились, иудейскому царю…».

А теперь Иржик и сам состоял при короле с королевою, да только вот радости не было у него на сердце, не то что у тех волхвов. Все словно сговорились лишить его покоя. Королевская чета взяла в пражский Град для придворной службы восемь юношей, ведших свей род еще с гуситских времен. Но случилось так, что во время первого же обеда один из них опрокинул королеве на колени кубок с красным вином, другой так испугался обезьянки Жака, что уронил на пол блюдо с фазаном, а третий растянулся на ковре, споткнувшись о ногу леди Эпсли. Правда, короля с королевой все это только позабавило, но Иржик, который был среди пажей главным, очень переживал за плачущих от стыда недорослей.

Жены пражских горожан, оскорбившиеся проделкой Жака, который испоганил их пироги, тем не менее вторично испросили через пана Вацлава Вилима из Роупова аудиенцию и вручили королеве такой дар, который, как они были убеждены, поганый зверь осквернить не сможет. Они толпой устремились в Зеленую комнату, натопленную можжевеловыми ветками, и преподнесли королеве колыбельку из слоновой кости и эбенового дерева, украшенную драгоценностями и устланную шелковыми подушечками. И еще присовокупили к ней приданое для младенца из тончайшего полотна, чепчики и одеяльца с кружевами, какие некогда, еще во времена Рудольфа II, предлагал покупателям в Праге один купец из Камбре. Королева захлопала в ладоши и поблагодарила за подарки по-чешски, произнеся фразу, которую помог ей заучить Иржик. Потом пожала всем правую руку, зная уже, что таков здешний обычай.

Горожанки покидали Град довольные королевским угощением — легким вином и сладостями. Но, прощаясь, все же заключили про себя:

— Видали англичанку! Дорогой-то подарок ценит, а простое сердце не разумеет!

Так что для Иржика был омрачен и сочельник.

В середине декабря выпало много снега и мороз разукрасил окна Града хрустальными цветами. Королева рассказывала Иржику о своем друге, известном путешественнике сэре Томасе, и отравлялась у попугая мистера Грина, не грустно ли ему оттого, что ледяные кущи на окнах не зеленого цвета. Попугай да и сама королева заскучали, оттого и Иржик был невесел.