Франтишек Кубка - Избранное

Запахло морем, и этот запах соли и водорослей был так силен, что одурманил меня. Я лег в постель, которая и в темноте светилась белизной, ибо вышла луна. Должно быть, дождь перестал.

Тут раздался женский голос:

— Болит рука?

И я заговорил с женщиной, которая почему-то оказалась рядом со мной в постели. Я признался, что одинок на чужбине. Что душа моя разрывается. Что я большой грешник и, искупив свои грехи покаянием, снова начинаю грешить. Что борьбу эту я веду с самого детства, а сейчас мне тридцать лет. Столько же, сколько было Христу, когда он отправился учить. Еще сказал, что меня страшит грядущее… Я исповедался ей, она же ничего не отвечала. Только гладила меня по голове, а потом молвила:

— Видишь, лихорадка прошла. Голова остыла. И рука не болит?

Рука и вправду не болела. Женщина улыбнулась.

— Теперь можешь меня поцеловать, — сказала она и прижалась ко мне всем телом.

Я поцеловал ее, и поцелуй этот был как волшебный сон. А голос ее все звучал:

— Не знаю, кто ты, но ты мне нравишься. Почему ты не целуешь меня?

Тут я вспомнил, что сегодня умер мой отец. Мысли об этом отвлекли меня, и я умолк. А девушка произнесла:

— Ты рассказываешь о вещах, которых я не понимаю. Но поцелуи твои мне понятны. Ты человек благородный и похож на волхвов со святых образов, где волхвы поклоняются богоматери. Почему ты мне не поклоняешься?

Кощунственная бессмысленность этих слов испугала меня — уж не дьявол ли, воплотившийся в женщину, лежит рядом со мной? Но у дьявола был такой нежный голос и такие горячие губы, что я перестал думать о печальных событиях дня и отогнал прочь боязнь дьявольского искушения.

Женщина та оказалась девственницей…

«В девственниц дьявол не вселяется», — подумал я радостно и вдруг стал рыцарем, который служит своей даме сердца. Я целовал ей руки, слагал стихи на языке, которого она не понимала, говорил с ней о тайной любви, самой сладкой, и наконец спросил, зачем она ко мне пришла.

— Потому что ты мне нравишься, господин! Все равно через неделю я выхожу замуж. Господь бог простит мне, что я пришла утешить тебя в твоей печали. У тебя такие мудрые глаза.

От этих простых слов я очнулся. Тотчас заныла рана, и я, похоже, снова лежу в горячке. Поэтому я сказал:

— Не открывай мне своего имени. И я не скажу тебе своего. Но возьми это на память… и уходи!

Я снял с шеи золотую цепь и обернул ее вокруг левого запястья девушки. Несколько раз. Приняв подарок, она поцеловала меня, и мне показалось, что она плачет. Но я разом сделался бесчувственным и твердым и отвернулся к стене.

В моей голове зазвонили колокола и чей-то голос трижды повторил: «Монсальваж». И опять я увидел золотое небо, но замка под ним уже не было. Мне стало стыдно во сне. Меня не приняли в рыцари святого Грааля, потому что я согрешил с женщиной.

Проснулся я на следующий день около полудня. Рыбак и его жена накормили нас, я чувствовал себя уже достаточно крепким, чтобы продолжить путь. Жара не было. Рана не беспокоила.

Мы вышли из хижины, нам подвели коней, и тут я заметил красивую девушку-рыбачку. Простоволосая и босая, она была в чистейшей рубахе и яркой юбке. Девушка весело и беззаботно смеялась, глядя на меня. Потом подошла и сказала:

— У старосты говорили, что ты сын короля, павшего вчера в битве при Креси. Значит, ты действительно король. Я это знала.

И, отступив на несколько шагов, подняла левую руку. Рукав спустился, и на ее запястье я увидел золотую цепь.

Значит, это было не в лихорадочном сне!

Рассказом короля закончился этот вечер. Пан Бушек был рад, что король упомянул и о нем, но молчал, пока не заговорили другие.

— Сегодня мы были чересчур серьезны, — заметил магистр Витек. — Больше я этого не допущу. Властью врача предписываю на завтра хоть одну историю повеселее.

— Не знаю, не знаю, — протянул пан Бушек. — У меня наготове рассказ просто страшный. — Он повернулся к королю. — Помнишь, король, как однажды в Праге нас перепугали недопитые бутылки, летающие по трапезной, где мы уснули, одурманенные вином?

— Истории о привидениях я люблю, — сказал король.

Итак, на другой день — то был четверг перед духовым днем — собеседники, полные внимания, уселись за стол. Днем несколько раз принимался накрапывать теплый дождь. После обеда король вышел прогуляться по двору в сопровождении магистра Витека, теперь он был бодр и в хорошем настроении. Ужин закончили уже в сумерках, Карл был разговорчивее обычного, поэтому блюда подавали на стол медленнее, чем всегда.

Но потом король заторопился. И когда принесли свечи, он попросил пана Бушека начать рассказ о привидениях.

И пан из Велгартиц повел речь…

Перевод Н. Аросьевой.

Рассказ о таинственной истории, в которой участвует ученый юноша, прекрасная трактирщица и утопленник, вернувшийся на землю, чтобы отомстить за свою смерть.

Это произошло в Праге в первые годы существования Карлова университета, когда в нашем городе поселились тысячи магистров и учеников со всего света и молодежь с увлечением отдавалась не только наукам, но и порокам.

Явился тогда в Прагу и записался на факультет свободных искусств и пан Ярослав из Ральца, восемнадцатилетний сын рыцаря, носящего то же имя, который в сражениях и страхе божьем дожил до шестидесяти лет. Ярослав приехал в Прагу в сопровождении одного слуги. В замке Ральско на реке Плоучнице плакала его мать, сорокапятилетняя пани Магдалена; отец же после отъезда юноши замкнулся и целыми днями молчал. У обоих сердце замирало от мысли об опасностях, которые подстерегали их сына в городе, прослывшем после основания нового университета не слишком добропорядочными нравами.

Ярослав был хрупкого телосложения, с девичьим лицом, непохожий на отца и деда. Его не влекли ратные подвиги, меч в руки не брал ни разу, даже мальчишкой, не стрелял он из лука, никогда не пробовал примерить отцовские доспехи. Зато он отличался светлым умом и невиданной любовью к книге. Он рано научился говорить и читать по-латыни, в диспутах побеждал своего учителя, старого капеллана, а сведениями о чужих странах, вычитанных из книг, он превосходил и своего отца, который за время службы у короля Яна много повидал на белом свете. Соседи сочувственно качали головами и советовали отцу запретить сыну читать, ибо от этого слабеет зрение, а мозг разлагается, как падаль на солнце.

— Не собирается же потомок панов из Ральца стать священником?

Но в хрупком теле Ярослава жила твердая воля. Он стремился достичь такой учености, чтобы самому писать трактаты о делах божьих и человеческих. Он говорил, что не будет счастлив, пока не удостоится шапки магистра. Мать с тяжким сердцем благословила его. Отец отпустил. И Ярослав уехал, оставив родителей в тревоге.