Франтишек Кубка - Избранное

— Для нас непонятна эта ваша конфедерация с вассалом султана и бунтовщиком Бетленом. Но этот хоть христианин! Если же вы вздумаете призвать на помощь стамбульского султана, знайте, сударь, — вы потеряете все. И эту корону, и свои наследственные земли, и голову, и вечное спасение! Но вы не сделаете этого, потому что не посмеете! — и притопнул снова.

— Это приказ из Лондона — топать в Праге ногами? — осведомилась Елизавета.

— Никогда еще кровь так не ударяла мне в голову, миледи, как в эту минуту. Мы любим вас, миледи и сэр, и мне больно пробуждать ваш гнев. Простите…

Конвей поклонился Елизавете и Фридриху, поправил воротник, согнул правую ногу, будто хотел опуститься на одно колено, и торжественно произнес:

— Я не допускаю мысли, что это ваше слово было последним, сэр! Мне понятно ваше желание сохранить верность чешским сословиям, которые избрали и короновали вас. Но они не заслуживают вашей верности. Бросьте им под ноги варварскую чешскую корону и спасите свою благородную шапку курфюрстов.

— А кто даст гарантии? — подавленно спросил Фридрих.

— Любовь его британского величества к вашей семье.

— Я скорее поверила б в наступление английских войск на Спинолу в Пфальце, — заметила Елизавета.

— Итак, это ваше последнее слово, сэр?

— Мы обязаны обсудить этот вопрос с сословиями, — пролепетал Фридрих.

— Но мы не депутация английского парламента к чешским сословиям. Мы принесли зятю советы его тестя. Другой посол отправился в Вену к императору, чтобы выслушать его условия. Если обе стороны придут к согласию, мы подготовим мирное соглашение. Но правомочным чешским королем, без сомнения, является Фердинанд Второй Австрийский. Так полагают и Франция и Испания, а также большая часть германских курфюрстов, папа римский, король польский и прежде всего тот, от чьего имени мы выступаем, — король Англии и Шотландии. Так что взвесьте все хорошенько. Для раздумий нет времени. Если вы не придете к разумному решению, то восстановите против себя альянс государей всей Европы. В таком случае нам просто жаль вас.

Наконец сумел вставить слово и Нетерсол:

— Вероятно, его величество британский король предпочел бы письменный ответ.

Фридрих воспрянул духом:

— Да, да, я отвечу письменно, господа. Благодарю вас!

Аудиенция закончилась.

Король пригласил послов на обед. Они остались вчетвером — король с королевой и оба британских посла. Даже Нетерсол не удостоился приглашения. Елизавета еще ни разу не приглашала его к столу.

На следующий день после завтрака Фридрих отбыл в войска. При расставании он снова плакал.

Послы и дальше продолжали жить в доме Лобковица, и Нетерсол тайком водил к ним чешских вельмож. Чаще всего засиживался там пан Вилим из Лобковиц. Королева теперь приглашала послов на обеды и ужины. Но больше не беседовала с ними ни о войне, ни о мире. Показывала сокровища Рудольфовой кунсткамеры. Водила в Рудольфовы конюшни. Жеребец короля, подарок Бетлена, был нездоров. Он грустно стоял перед доверху полным мраморным желобом. Королева поинтересовалась — не желают ли господа послы осмотреть залу для турниров, похожую на английские рыцарские залы.

— А над этой залой этажом выше есть комната, откуда были сброшены в ров замка императорские наместники, — добавила она. — Не желаете ли взглянуть?

Послы отказались. После этого королева не показала им даже Владиславскую залу.

Неприветливо выглядела Прага из окон Града. В тумане ее башни походили на останки тонущего корабля.

Замирая от страха, к королеве явился пан Вилим из Роупова. Холопы бунтуют повсюду, где только прошли войска. Край в тех местах превратился в пустыню. Деревни сметены с лица земли. И так везде — от Пльзени до дальних рубежей, а также между Влтавой, Отавой и Мжой. Бунтуют и жатецкие хмелеводы. За этими восстаниями чувствуется чья-то рука. Не иначе как это дела монахов и священнослужителей.

— Ваши это дела, ваши! Все это ваша жадность, пан Вилим, и произвол вельмож! — отрезала королева. — Вы попробовали вкус богатства, как спутники Одиссея отведали сладко-медвяный лотос, и позабыли о родной земле! — Пан Вилим ушел согбенный, как старик.

Она призвала Иржика. Схватила его за руку и поцеловала в губы:

— Ты хотел бы стать отцом чешского короля, Ячменек?

Тот не нашелся что ответить.

— А пошел бы ты ради меня на смерть?

— Только прикажите…

— А если бы я повелела, сбросил бы Нетерсола в ров замка?

— Сбросил.

— И господ Вестона и Конвея?

— Само собой.

— Хорошо, время у нас еще есть. А пока приведи мне доктора Есениуса, но только ночью, тайно.

Он перепугался:

— Разве уже…

Она спокойно продолжала:

— Нет, это не то, о чем ты думаешь… Пока еще он резвится во мне как козленок.

Она провела рукой по волосам Иржика. Поцеловала еще раз.

— Холопы бунтуют, Ячменек. Смог бы ты повести их на бой против Фердинанда и иезуитов?

— Можно попробовать. Иржи из Подебрад отправился на битву, когда ему было всего тринадцать.

Прощаясь, она подала ему руку:

— Приведи ко мне завтра ночью доктора Есениуса, но никто не должен его видеть!

Когда Иржик вышел, Бесси присела к окну и взяла книгу. Это была «История мира» несчастного сэра Рэли {106} 106 «История мира» несчастного сэра Рэли. — Рэли Уолтер (1552—1618) — английский мореплаватель, военачальник, политик; фаворит королевы Елизаветы I Тюдор (1533—1603); в 1603 г. после вступления на трон Якова I как заговорщик был приговорен к смертной казни, замененной тюремным заключением (до 1610 г.); в тюрьме написал «Историю мира»; в 1617 г. возглавил неудачную экспедицию в Гвиану, вновь попал в немилость и был казнен. . Но читать она не могла. Из глаз ее покатились слезы, и она гневно их отерла.

Потом Бесси встала и нашла гравюру с изображением своей бабки Марии Стюарт. У Марии были большие глаза, и смотрела она молодо. У Елизаветы глаза такие же. Как и у короля Якова, сына Марии и савойского музыканта Риччо {107} 107 …у короля Якова, сына Марии и савойского музыканта Риччо… — Распространявшаяся политическими противниками Стюартов версия, согласно которой Яков I был внебрачным сыном Марии Стюарт и музыканта Риччо, недостоверна. , который приехал в Шотландию погостить и прижился у Марии в постели. А потом события чередовались, словно в дьявольской литании, — лорд Дарнлей, супруг Марии, убил Риччо; граф Босуэл, новый любовник Марии, убил Дарнлея, а саму Марию казнили в Лондоне. Но это уже спустя двадцать лет.

Якову было всего несколько месяцев, когда он стал королем Шотландии, и тридцать восемь лет, когда он вступил на английский престол. В лице Якова — незаконного потомка савойского музыканта — идея монархического самовластия нашла страстного приверженца. Он не задумываясь пожертвовал бы жизнью, лишь бы ни одна живая душа не знала, что он родился три месяца спустя после насильственной смерти лютниста Риччо, а убили этого Риччо за то, что он спал с Марией Стюарт. И чтобы вытравить все это из памяти людей, Яков глумится над парламентом и всеми простыми смертными. Пытаясь доказать, что его отец не простой музыкант, а лорд Дарнлей, он пресмыкается перед испанскими и австрийскими Габсбургами и жертвует ради этого собственной дочерью.