Василий Кукушкин - Избранное

— Нет, решили стреляться, но… после окончания войны.

Генерал в штатском зевнул. Его интересовала не думская сенсация, а шрапнель. Война кое-кому приносила прибыль, и в том числе фабрикантам шрапнели Бук-Затонскому и Теренину.

Много утекло воды со дня приезда Ловягина.

Осенью Варя получила письмо от него из лазарета, переданное с оказией, помимо цензуры. Он писал, что участвовал в июньском прорыве австро-германского фронта. Русские армии вышли к реке Стоход и заняли почти всю Буковину. Немцы и австрийцы потеряли почти полтора миллиона человек…

«Неужели и эта наша победа, — с горечью писал Ловягин, — пойдет прахом? Гвардия недовольна, что-то нехорошее происходит в Царском Селе. До нас многое не доходит, но и то, что знаем, страшит своей безысходностью. В соседнем полку кто-то нарисовал «старца» на мишени, солдаты стреляли с большим удовольствием».

Воюющая армия смертельно ненавидела Распутина и немку-царицу.

С продуктами и топливом в Петрограде становилось все хуже. Классы в школах и гимназиях протапливались два раза в неделю. Ученики мерзли. Варе тяжко было смотреть на своих ребятишек. Ученики сидели за партами бледные, истощенные, украдкой пощипывали хлеб. К полудню у ребят оставались лишь крошки.

Перед началом урока Варя теперь отбирала мешочки с завтраками и запирала в шкаф до большой перемены. Она сокращала минут на семь-восемь урок, почти перестала задавать на дом — долго ли подорвать здоровье голодных детей.

Солдатки не в состоянии были досыта накормить своих ребятишек. На Крестовском, Круглом, Мальцевском и Сытном рынках пустели овощные, крупяные, мясные, рыбные ряды. У хлебных лавок с ночи стояли очереди. Дежурили семьями. На перекрестках горели костры. Существовала неофициальная пошлина: с каждого проезжающего воза подростки снимали полено, кусок угля. При тревожном свете костров голодные очереди выглядели зловеще.

В школе Якову Антоновичу пророчили жизнь старого холостяка, а он, словно всем назло, взял да женился на преподавательнице музыки, старой деве. После женитьбы он изменился. Яков Антонович сейчас проявлял редкую хозяйственную изворотливость. Недели две назад у станции Графской поездом зарезало корову, отставшую от воинского гурта. Неведомо почему, в дележе принял участие и Яков Антонович. По полтора фунта мяса он роздал учителям. Потом выпросил на заводе «Бавария» бочку пива и ящик вываренного ячменя.

С каждым днем становилось все труднее поддерживать в порядке хозяйство школы. Якову Антоновичу было одному не управиться. То требовалось кровельное железо, то кусок водопроводной трубы, то надо было ехать к черту на кулички за чернилами.

Варю он долгое время оберегал от хлопот по хозяйству. Она потребовала поручения. Если что-либо нужно для школы, то и она сумеет добиться. Яков Антонович уступил:

— Уголь на исходе. Добавить бы дровишек — глядишь, месяц и прожили бы.

Он написал заявку на антрацит и напутствовал Варю:

— Антрацит есть чем заменить, а попроси дров — непременно дадут торф или опилки.

У дверей топливного отдела Варю встретил человек в ватнике и в дорогой шапке. Он молча взял заявку, тут же приложил ее к косяку, вывел красным карандашом резолюцию: «Отпустить триста пудов дров».

Варя обрадовалась и вдруг усомнилась. Насколько она помнила, на Гдовской улице не было дровяного склада. Смущало и то, что написано: «Отпустить триста пудов», — дрова ведь измеряются на сажени.

— Мало ли, барышня, чего раньше не было, — хриплым голосом успокаивал ее сторож в солдатской шинели с обгоревшей полой. — Не надоедайте, а то начальство вместо дров торф выдаст. С богом!

Варя все-таки не решилась позвонить по телефону в школу, чтобы выслали сани, и отправилась на разведку. На Гдовской улице не оказалось дровяного склада. Значит, над ней просто посмеялись?

В это время возле двухэтажного деревянного домика остановилась грузовая машина. Рабочие выгрузили на мостовую десятичные весы, двухпудовые гири и моток троса. Это, оказывается, и есть «склад»!

Вскоре во втором этаже распахнулось окно, рабочий подозвал десятника.

— Домишко-то на ладан дышит, тут и дела-то на полдня. Заведем стропы, грузовик малость подмогнет.

Варя отдала бумажку десятнику, он сказал:

— Отбирайте триста пудов. Зря только поторопились. Завтра начнем ломать приют для приходящих детей на Средней Зелениной. Все поближе бы возить.

Помня наставления Якова Антоновича, Варя отказалась ждать.

Неизвестно откуда, набралась толпа получателей дров. Некоторые приволокли сани, принесли пилы, топоры и веревки.

Рабочие ловко сбили тесовую обшивку. Захватив тросом простенок, старик кинул концы шоферу.

Рухнула стена, осыпав снег желтой трухой. Еще не осела едкая пыль, как все, кто тут был, — мужчины, женщины, подростки — бросились растаскивать бревна. Варя успела ухватить лишь полусгнивший карниз. От второго простенка ей досталось междуоконное бревнышко. На ее счастье десятник вспомнил про бумагу с надписью: «Первая очередь».

— А ну отходи! — крикнул он. — Сперва получает дрова школа…

Подростки начали помогать Варе подтаскивать бревна. Шофер прикрикнул на людей, греющихся у костра:

— Портки прожжете! Нет чтобы учительнице помочь!

От костра отделился человек в солдатской шинели, за ним другие. Бревна клали на весы сразу по четыре, по пять штук, а десятник называл одну и ту же цифру:

— Десять пудов.

Варя попросила положить на весы восемь бревен. И снова десятник произнес: «Десять пудов»…

К вечеру дрова были перевезены. Варя, уставшая, но довольная, понесла накладную в канцелярию. Из кабинета заведующего учебной частью доносился громкий разговор. Слышались голоса учительниц русского языка и пения, третий голос ей тоже был знаком. Где она слышала эти ханжеские интонации?

Неприятная догадка заставила Варю войти в кабинет. За столом сидела Софья Андреевна. Бывшая Варина начальница постарела, синеватые мешки под глазами были густо запудрены. Платье она носила по-прежнему темное, строгое, на груди был приколот какой-то жетон.

В тот же вечер в школе Яков Антонович сказал Варе, пряча глаза:

— Софья Андреевна раскаивается в своей ошибке. Она не может простить себе, что отказала вам от места… Отчасти виновата ваша молодость. Софья Андреевна будет заведовать у нас учебной частью. Вы огорчены? Напрасно, уверяю вас.

Слушая сейчас Якова Антоновича, Варя думала! «Жалкий у него характер — душа протестует, а на лице улыбка, и рука сама тянется обменяться рукопожатием».

Так и случилось с ним, когда на пороге кабинета он увидел Софью Андреевну. Господам попечителям теперь было выгоднее посылать грошовые подарки солдатам, чем содержать частную школу Белоконевой.