Василий Кукушкин - Избранное

Василий надел косоворотку, праздничный пиджак, бриллиантином напомадил волосы.

— К питерке. — Поликсенья Ивановна локтем сдвинула занавеску. — Вон у горбатого тополя крутится. Одета, как наша Параскева, а не из простых.

Она вышла в сени за сыном, будто ненароком сказала:

— Платок барышня не умеет завязывать, пусть приглядится к нашим девкам.

Заждалась Наташа, а может, и спугнул городовой: обходя свой участок, он сделал остановку возле дома Емельяновых. Уселся на скамью, устало вытянул ноги, закурил.

Василия бесили полицейские «посиделки». На прошлой неделе он взялся за топор, собрался порушить скамью, да отец воспротивился: «Поставишь свой дом, хоть кольев три ряда набей, хоть репейник и крапиву разводи под окнами, не пикну, сам хозяин. А я живу, как мой дед и прадед, душа нараспашку. Из десяти — один нежеланный посидит на скамье».

Закурив «императорскую», городовой окинул взглядом Василия, сказал назидательно:

— В трактир путь держишь? Шел бы к Михайлову в сад, там показывают представление, играет оркестр Кронштадтского полка. Степенности время набираться, а то пропадешь.

— Дэ мортуис аут бэнэ, аут нихиль, — сказал с широкой улыбкой Василий и кинулся напрямик к тополям, где по дорожке прогуливалась Наташа.

— Что ты фараону сказал? — спросила она. — Сидит ошарашенный, в себя прийти не может.

— Дэ мортуис аут бэнэ, аут нихиль, — бойко повторил Василий.

— А что это по-русски, знаешь? — спросила Наташа, пряча смеющиеся глаза.

— Нет, — признался Василий, — утром рыбу носил на Чухонскую провизору, тот был вдребезги пьян и напевал, как куплеты из песенки, а память у меня хорошая, с лёта схватывает, может, ругательство какое?

Наташа улыбнулась, у Василия прошел испуг: питерка смеется, значит, не брань.

Наташа перевела:

— О мертвых следует говорить хорошее или ничего не говорить. К счастью, городовой и в русском языке знает только девяносто шесть слов.

— Про покойников. А я-то думал! Шибко весело провизор напевал и ногой притопывал, как в курзале певица.

На крыльце бакалейной лавки старуха торговала жареными семечками. Василий купил на пятак, угостил Наташу. Лузгая, они переулками выбрались на Пески. Наташе идти было тяжело, песок набирался в туфли.

— У речки людей меньше, — Василий скосил глаза на туфли, — да обувка у вас не та, городская, испортим. Может, в Дубки?..

Он решительно свернул к узким деревянным мосткам.

— Порвутся — и хорошо, новые туфли в глаза бросаются. — Наташа взяла Василия под руку.

На берегу Сестры Василий подкатил к сосне сухой кряж, — скамейка Наташе, а сам сел у ее ног на сплетение оголенных корней.

— Совсем как влюбленные, — с удовольствием подметила Наташа, разглаживая на коленях платье. Заговорила серьезно: — Пополнение прибыло в ваш гарнизон, два месяца не прошло, в третий раз меняют солдат. Из провинции, кажется, из-под Новгорода прислали. Сейчас важно солдатам открыть глаза: кто враг и кто друг, не то провалов на границе не оберешься.

Наташа выхватила из ридикюля горсть конфет в ярких бумажках.

— В каждой листовка, — пояснила она, — велено не просто рассовать в казарме, а раздать солдатам, чтобы ни одна не попала офицеру, а то опять сменят солдат в гарнизоне.

Проводив Наташу до озера, Василий зашел на Чугунную за приятелем. Тот только что купил по случаю гармошку. По дороге в казарму они встретили Ивана, взяли и его с собой. Через кладбище и дюны выбрались к артиллеристам. Развалились на полянке недалеко от казармы, на траву бросили пустую сороковку, к березе прислонили начатую бутылку, а на холстинке закуска — требуха, хлеб, соль.

Приятель Василия с душой играл на гармошке, потянулись солдаты из казармы, но вели они себя робко, жались к соснам.

— Загни коленце поозорнее, — попросил приятеля Василий и вместе с Иваном задорно запел частушку:

Когда они кончили петь частушки, коренастый, круглолицый солдат в ладно пригнанной гимнастерке, видимо старослужащий, попросил:

— Погрустнее бы, зубоскалами своими в роте не обойдены.

Василий кивнул приятелю и запел:

Подтягивали и солдаты. Спели песню, и пошло — откуда, чьи… завязывались новые знакомства.

С Наташей Василий встретился на вокзале.

— Солдаты просили заходить, — рассказывал он, — скучают, строго их держат, не разрешают дальше чем на полверсты удаляться от казармы, с мастеровыми запрещено якшаться. Кого заметят — наряд вне очереди, а при повторении — на гауптвахту.

— А на кого из них можно рассчитывать? — спросила Наташа.

— За одного ручаюсь, — сказал Василий. — Он из-под Осташкова, до действительной батрачил, а старший брат с мальчишек в Питере, на Обуховском работал.

— Ну, что ж, знакомство нужное, — одобрила Наташа и остановилась у вагона. — Послезавтра приеду, хорошо бы тому солдату добыть увольнительную.

— С братом Николаем посоветуюсь, — нерешительно сказал Василий. — В гарнизоне у него есть знакомый унтер-офицер.

— Встречаемся у лодочной станции, — сказала Наташа. Она вошла в вагон, помахала с площадки.

Не пришлось Василию идти в Новые места, — Николай был у отца. На дворе они чинили сети.

— Нагулялся с питеркой? — пошутил Николай.

— Эх, мать, до всего-то ей дело, — обиделся Василий.

— Секрет, — усмехнулся Николай. — Ахропотков на Песках засек, говорит, красивая.

— Не зазноба то была, приезжает она по заданию Петербургской боевой технической группы, — оправдывался Василий.

— Наташа? — посерьезнел Николай. — Знаю ее.

Василий показал брату конфету.

— Ловко листовка спрятана. Три штуки Иван на батарею снес.

— Покажись Клопову. Кстати, он на днях про тебя спрашивал, — сказал Николай. — Коль встретишься с Наташей, то передай обиду: напрасно прождали дружинники за Гладким болотом, так и не приехал инструктор. Постреляли кто во что горазд. Не учение, а баловство, напрасно извели патроны.

Соснув часок в сарае на сеновале, Николай выбрался к протоке и замер от удивления. Старший сын переносил с берега мережи в лодку. И как шельма пронюхал, что он собирается выходить в Разлив?

— Надя, — крикнул Николай жене, — уведи малого.

«Сын — помеха, рыбалка затеяна для отвода глаз», — догадалась Надежда Кондратьевна. Вчера под вечер к Николаю заходил дядя. О чем-то долго шушукались у поленницы, верно, ложевых болванок припас: в мешке-то много не унесешь, а на лодке долго ли переправить. Может, и в Финляндию уйдет, запасные весла положил в лодку. Недели три назад с отцом и Василием ходил в Териоки, привезли динамит.