Борис Камов - Мальчишка-командир

— Южное направление.

Аркадий вынул из папки вдвое сложенный лист и разложил его поверх большой карты. Это была схема железных дорог, нарисованная цветными карандашами, — плод старания самого Аркадия. Профессиональный картограф, по всей видимости, обнаружил бы в ней кучу недочетов, но схема имела и несомненные достоинства: на ней были обозначены станции, мосты, тоннели, водокачки, а кроме того, имелось множество загадочных пометок, которые понимали только два человека — Ефимов и Аркадий.

Система обозначений была придумана Аркадием — на случай, если бы схема попала в чужие руки. Ефимов к шифру долго не мог привыкнуть, считал его игрой и поначалу сердился на Голикова, но со временем убедился, что система значков весьма дельна.

Вацетис, взглянув на схему, поинтересовался, что означают кружочки, квадратики, треугольники или, скажем, точки над мостами.

— Этот шифр, — улыбнувшись, произнес Ефимов, — придумал Аркадий. Ему последнее время всюду мерещатся разведчики белых.

Вацетис снова и уже с интересом поглядел на Голикова.

— Мы их немало отлавливаем, — произнес Вацетис, — а сведения из штабов продолжают утекать... Как же понять: две точки над мостом?

— Мост был сильно разрушен, товарищ главком, — спокойно ответил Аркадий, — и движение по нему возможно с большой осторожностью.

— А кружочки и квадратики? Вы подойдите поближе.

— Кружочки — места расположения наших войск охраны, а квадратики — зоны действия банд, представляющих угрозу для движения эшелонов.

— Вы можете нам эту карту оставить? — обратился Вацетис к Ефимову.

Аркадий, есть у нас еще такая?

— Такой нет, но на вашей карте все помечено. И потом, я все помню.

— Ценный у вас, Ефим Осипович, работник, — заметил главком.

...Спать приходилось все меньше. Порой не более двух часов, а когда началось наступление на южном направлении, Голиков трое суток, как и Ефимов, не спал совсем. Телеграфные сообщения шли лавиной. О том, чтобы удержать их в памяти, не могло быть и речи. И Аркадий каждые три часа готовил сводку и составлял проекты писем в ответ на многочисленные запросы.

Командующий, подписывая документы, подготовленные Аркадием, как-то заметил:

— Будь ты постарше, я бы дал тебе должность повыше.

Однажды, уже стоял февраль, Ефимов вышел в приемную в полушубке, с маузером в деревянной кобуре и с шашкой.

— Я уезжаю на Советскую площадь, — произнес он. — Герой, не хмурься! Я взял бы тебя, но в машине нет бензина, и я поеду верхом.

Аркадий уже знал, что должно произойти на Советской площади, и попросил:

— Товарищ командующий, мне горько! Разрешите и мне поехать верхом с вами?

Ефимов кивнул.

Аркадий помчался на конюшню выбирать лошадь потише, потому что держался в седле еще плохо: ездить верхом учился в Арзамасе, на старой водовозной кляче, которую ему иногда позволяли довести до речки Тёши и там напоить. На конюшне Голикову оседлали высокого, лукавого коня. Едва Аркадий доскакал на нем до площади, конь стал храпеть, крутить мордой и толкать крупом других лошадей. В этот момент вся площадь замерла, и на балкон вышел Ленин. Аркадий поднялся на стременах, чтобы лучше разглядеть Владимира Ильича, но конь его вздрогнул, попятился и захрапел. И во время короткой речи Ленина Голиков потратил все свои силы на то, чтобы конь стоял смирно и дал хотя бы другим дослушать то, что скажет вождь.

Когда Ленин закончил говорить и площадь загремела криками и музыкой, Аркадий в гневе и слезах ожег своего коня нагайкой и помчался куда глаза глядят по пустынным, занесенным сугробами улицам. В памяти у него навсегда остался напряженный усталый голос, который звал их всех помочь революции.

Возвратясь в штаб, Аркадий написал рапорт с просьбой отпустить его на фронт. Ефимов прочитал и разорвал. Утром, сообщив о всех полученных за ночь телеграммах, Аркадий положил на стол новый.

— Да обожди ты со своими рапортами, — утомленно попросил Ефимов, — я сам скоро поеду на фронт и возьму тебя.

Но командующему хватало дел и в Москве, а Голиков больше ждать не хотел.

— Хорошо, — наконец согласился Ефимов. — Отпускаю. Только сначала пойдешь учиться. На курсы краскомов берут обстрелянных и с восемнадцати лет. Но я позвонил Вацетису, и он разрешил...

Ефимов хотел поберечь мальчишку. Помнил он и просьбу Натальи Аркадьевны. А на командных курсах Красной Армии учились полгода. Все-таки мальчишка станет повзрослей, думал Ефимов.

Но повернулось все иначе.

Впервые за три месяца Аркадий не торопясь шел по улице. В руках у него был полупустой чемодан, с которым он уезжал из дома. За плечами — мешок с запасным обмундированием и пайком.

Служба в штабе кончилась. Думал он об этом с радостью и с сожалением: расставаться с Ефимовым было жаль. При всей своей занятости командующий проявлял о нем заботу, находил полчаса, чтобы просто посидеть, поговорить. Они привязались друг к другу, но Аркадий мечтал о подвигах и боялся, что гражданская война закончится без него.

Голиков прошел мимо здания РВСР и по Большому Каменному мосту — мимо Кремля. Люди, которые встречались Аркадию, волокли на саночках мешки, узлы, вязанки дров, фанерные чемоданы и нехитрую мебель: стулья, столики, этажерки. Мебель в равной мере могла служить для удобства и украшения комнат, а могла пойти на дрова. Возле лавки с вывеской «Продажа конского мяса» выстроилась длинная очередь: столица жила голодно и трудно.

Московские командные курсы Красной Армии помещались на Пятницкой улице, в старинном особняке с белыми колоннами.

Когда Аркадий прошел в ворота, он удивился суматохе, которая царила во дворе. Курсанты грузили на подводы матрасы, связки книг, кипы новых шинелей, перевязанных ремешками.

У распахнутых дверей здания Аркадий встретил невысокого крепыша. Он стоял без шинели, в одной гимнастерке. Из-под козырька его фуражки выбивался чуб. А на рукаве была повязка с надписью «Дневальный».

— Скажите, где тут канцелярия? — обратился к нему Голиков.

— Да ведь мы уезжаем, — весело ответил крепыш.

— Значит, поеду вместе с вами, — в тон ему ответил Голиков.

Дневальный провел его по коридору и показал, где канцелярия. Аркадий вошел в просторную, с высоким потолком, почти пустую комнату. В ней оставался еще только громадный, распахнутый сейф, а возле него — письменный двухтумбовый стол, за которым сидел высокий худой человек в застиранной гимнастерке с маленьким пистолетом на поясе. Посапывая трубкой, зажатой в зубах, человек укладывал бумаги из сейфа в переносной железный ящик.

Щелкнув каблуками, Аркадий представился:

— Бывший адъютант командующего войсками по охране железных дорог Республики Аркадий Голиков. Прибыл для поступления на курсы.