Эдвард Резерфорд - Русское

– Я, конечно, извиняюсь, но сегодня утром ты сильно обидел свою матушку.

Упрек был заслуженным, но, вместо того чтобы признать свою вину, Николай только повернулся и воззрился на него. Затем совершенно неожиданно расхохотался:

– Ты имеешь в виду, что я не сходил в церковь? – Он покачал головой. – Церковь – это просто трактир, где люди пьянеют от религии. Если понадобится захмелеть, я лучше водки выпью.

Михаил вдохнул и выдохнул. Он не был шокирован. Со времен Просвещения едва ли можно было найти хоть одного образованного человека, который бы никогда не сомневался в Боге и церкви. Но зачем Николаю понадобилось быть таким жестоким?

– Ты можешь не верить в Бога, не оскорбляя свою мать, – раздраженно заметил он. – И пока ты живешь в этом доме, веди себя с нею вежливо. Надеюсь, это понятно.

Высказавшись, он сердито вернулся к своему журналу и решил, что разговор окончен.

Поэтому он был весьма удивлен, когда Николай вдруг заговорил. Казалось, что этот маленький инцидент вызвал у молодого человека желание выпустить наружу некоторые из мыслей, которые он носил в себе последнее время. И теперь, снисходительно повернувшись к отцу, он заметил:

– Вы, наверное, никогда не слышали о философии Фейербаха?

Михаил как раз слышал об этом философе, модном среди радикально настроенных умов, однако вынужден был признаться, что никогда его не читал.

– Если бы прочли, – холодно сказал Николай, – то знали бы, что ваш Бог – не более чем проекция человеческих желаний. Ни больше ни меньше. – Он с сочувствием посмотрел на отца. – Вам нужны Бог и Церковь, потому что они принадлежат к обществу прошлого. В обществе будущего мы больше не будем нуждаться в Боге. Бог мертв.

Михаил отложил журнал и с интересом посмотрел на сына.

– Если Бог мертв, то кем или чем ты его заменишь? – спросил он.

Николай нетерпеливо посмотрел на него:

– Наукой, конечно. Наука доказала, что Вселенная материальна. Неужели вы не понимаете, что все можно объяснить физическими законами? Нет никакого Бога, дергающего за ниточки, – это просто суеверие. Это все равно что считать Землю плоской. Но наука, и только наука, делает людей свободными.

– Свободными?

– Да. Каждый сам себе хозяин. В России основанная на суеверии Церковь поддерживает самодержавного царя, а обездоленный народ во тьме влачит рабское существование. Но наука сметет все это, и тогда, – убежденно заключил Николай, – наступит новый мир.

– И что это за мир? – поинтересовался Михаил.

– Совсем не похожий на ваш, – прямо сказал ему Николай. – Мир правды и справедливости. Мир, где люди делятся между собой плодами своего труда и где все равны. Мир без эксплуатации человека человеком.

Михаил задумчиво кивнул. Он понимал, что за всем этим стоят благородные мотивы, но все же не мог не заметить:

– Твой новый мир кажется мне немного похожим на христианское Царствие Небесное.

– Вовсе нет, – быстро ответил Николай. – Ваш христианский рай – это выдумка. Он существует в несуществующей загробной жизни. Это иллюзия, обман. А новый, научный мир будет здесь, на земле, и люди будут жить в нем.

– Значит, ты ни во что не ставишь мою надежду на Царствие Небесное и считаешь мою религию обманом?

– Именно так.

Михаил задумался. Он не возражал против желания своего сына построить рай на земле, даже если сам не мог в это поверить. И все же ему казалось, что в аргументах Николая есть какой-то изъян.

– Ты говоришь о новом мире, где не будет эксплуатации, – закинул он удочку. – Еще ты говоришь, что Бога нет. Но скажи мне вот что: если Вселенная материальна, если мне не грозит ад и не светит надежда на рай, тогда зачем мне утруждать себя тем, чтобы быть добрым к своему ближнему и делиться с ним плодами своего труда? Если мне больше нечего ждать в грядущем, разве я не стану эксплуатировать ближнего в материальном плане, дабы заполучить все, что мне нужно?

Николай посмотрел на Попова и снисходительно рассмеялся.

– Вы ведь ничего не понимаете, так? – заметил он свысока. А потом холодно добавил: – Боюсь, мне больше нечего вам сказать.

Михаил грустно посмотрел на сына. Он ведь спросил Николая совсем о другом, он даже готов был не обращать внимания на грубость. Они и раньше часто и горячо спорили. Но что-то в тоне этой последней сыновней отповеди сильно встревожило его. Он чувствовал, что их пути как-то уж совсем разошлись.

Михаил повернулся к Попову.

– Может быть, вы просветите меня? – тихо сказал он.

– Попробую, – пожал плечами Попов. – Все очень просто. Вы не можете понять, потому что вы – продукт старого мира. Ваше мышление настолько обусловлено вашим обществом, что вы не можете представить себе моральный мир без Бога. В новом мире, где общество будет организовано иначе, люди будут другими. – Он холодно смотрел на Михаила своими зелеными глазами. – Это похоже на теорию эволюции Дарвина – некоторые виды не приспосабливаются и вымирают.

– Значит, те, кто думает так же, как я, больше не будут существовать? – спросил Михаил.

И тут Евгений Попов выдал одну из своих редких улыбок.

– Вы и так уже мертвы, – просто сказал он.

И почему-то при этих словах Николай вдруг вскочил и, побледнев, выбежал из гостиной.

Михаил Бобров был так встревожен этим разговором, что постоянно искал возможности побыть с сыном наедине. Никогда прежде у него не было чувства, что им больше нечего сказать друг другу. «И я не могу так это оставить», – подумал он. Однако только через два дня ему представилась возможность пообщаться с Николаем.

Был ранний вечер. Попов отправился в Русское, а Николай как раз вернулся из деревни. Михаил не решался подойти к нему в доме, опасаясь, что Николай отмахнется от него и скроется в своей комнате. Но затем он увидел, что Николай отправился на прогулку в лес за домом, и, дав ему удалиться, поспешил следом.

Он догнал сына как раз в тот момент, когда он достиг вершины небольшого холма и повернул на восток, чтобы пройтись вдоль него по тропинке. Тропинка эта тянулась почти на версту, сначала на восток, а затем поворачивала к югу и внезапно заканчивалась у обрыва – внизу была река. Когда Николай был еще маленьким, Михаил часто гулял с ним в этих местах, хотя уже несколько лет он сюда не заглядывал. Ему было не по себе, когда он догнал сына, но Николай ничего не сказал, лишь взглянул на него с легким удивлением, и Михаил с благодарностью пошел рядом.

Еще несколько минут они продолжали идти молча, а затем Михаил тихо спросил:

– Помнишь, когда ты был маленьким, я здесь носил тебя на плечах?

– Помню, – кивнул Николай.

Они прошли еще сотню шагов.

– Вот здесь, если посмотреть на север, видно Русское и монастырь, – сказал Михаил.