Эдвард Резерфорд - Русское

И вот накануне великого дня он обратился к этому роману и читал его до поздней ночи, дабы подготовиться к предстоящему испытанию.

Наталья зачарованно наблюдала за молодым Бобровым. Он стоял на деревянном табурете у избы ее родителей, и перед ним собралась кучка крестьян.

Вечернее солнце освещало сбоку его лицо, образуя вдоль щеки золотой ручеек, стекавший по узкому изгибу его молодой бородки. Боже, как же он был красив!

Наталья уже две недели работала в Русском: смены на хлопчатобумажной фабрике длились по десять – двенадцать часов, и, чтобы скрасить утомительный и однообразный труд, работницы, перекрывая шум станков, пели, как если бы они с серпами вышли в поле жать пшеницу или рожь. Довольно часто, прежде чем отправиться домой к родителям, она виделась с Григорием, который еще не сделал выбор, но иной раз она так уставала, что ей становилось безразлично, женится он на ней или нет.

Однако теперь ее взгляд был прикован к Николаю Боброву. И дело было не столько в его внешности, сколько в его словах. Она едва верила своим ушам.

Николай уже начал свою речь, когда Наталья подошла. Он не встал бы на табуретку, поскольку чувствовал себя при этом довольно глупо и неловко, но Попов сказал ему, что так надо. На самом деле, несмотря на все свои приготовления, он вдруг так смутился, что с радостью уступил бы свое место другу. Однако Попов совершенно резонно заметил:

– Ты ближе к ним, чем я, Николай. Наберись смелости и действуй.

И вот он здесь. Народу маловато – вокруг него собралось пять или шесть семейств, прочие были еще на подходе. Несмотря на то что он тысячу раз обдумывал свою речь, он никак не мог решить, с чего начать, и почувствовал, что невольно возвращается к библейской формуле, понятной, безусловно, всем.

– Друзья мои, – начал он, – я принес вам благую весть.

Он затронул самые различные проблемы крестьянской жизни, и его внимательно слушали. Когда он заговорил о том, сколько стоит тяжкий крестьянский труд, послышались одобрительные возгласы. Когда он заявил, что необходимо повысить урожайность пахотных земель, а не вырубать леса под них, все одобрительно закивали. Когда он извинился за ту роль, которую его собственная семья сыграла в подневольной жизни крепостных, на лицах собравшихся отразилось удивление, послышались смешки, перешедшие в общий смех, а затем чей-то дружелюбный голос воскликнул:

– Да мы зла-то на вас не держим, Николай Михалыч, вот кабы вы только дозволили нам дедушку вашего, окаянного мертвяка, вздернуть!

За этим последовал еще более громкий смех, и кто-то крикнул:

– А если вам, молодой барин, крепостных надоть, то мы Савку Суворина-то с охотой вернем!

А когда Николай, не потеряв самообладания, объявил, что они должны заполучить всю землю, включая ту, что еще осталась у его отца, раздался радостный гул одобрения.

– Так когда же он нам ее отдаст? – крикнула какая-то женщина.

И тут Николай пришел к сути своего необычного послания.

– Мой отец не поможет вам, друзья мои, – заявил он. – Никто из помещиков этого не сделает. Они паразиты – бесполезное бремя из прошлых времен.

Вскочив на своего конька, Николай теперь вошел в раж.

– Мои дорогие друзья, – воскликнул он, – мы вступаем в новую эпоху. В эпоху свободы. И именно от вас в этот самый день зависит наступление новой эпохи. Земля принадлежит народу. Так возьмите же то, что принадлежит вам по праву! Мы здесь не одни. Я могу вам сказать, что по всей России в этот самый момент народ в деревнях восстает против своих угнетателей. Поэтому сейчас самое подходящее время. Идите за мной – и мы возьмем имение Бобровых. Возьмите все – оно ваше!

Он сделал это!

Мало какие события в истории России были более любопытны, чем те, что имели место летом 1874 года.

Николай и его друг были не одиноки: подобные необычные миссии повторялись в деревнях по всей России – это было движение, получившее название «хождение в народ».

Увлеченные этим молодые люди – как мужчины, так и женщины – почти все были студентами. Некоторые учились за границей. Многие из них были детьми помещиков или высокопоставленных чиновников – остальные происходили из семей купцов, священников или мелких чиновников. В своих действиях они руководствовались идеями тех, кто, подобно французскому философу Фурье, верил, что крестьянская коммуна в деревне – это лучший вариант естественного социализма. «На самом деле, – утверждали многие, – отсталость России есть ее спасение». Ибо страна почти совсем не испорчена злом буржуазного капитализма. Она может перейти прямо от феодализма к социализму благодаря естественной коммуне деревни. И хотя мало кто из молодых людей хорошо знал крестьянскую жизнь изнутри, они верили, что, поработав в деревне и завоевав доверие, можно воздействовать на крестьян словом, которое приведет к естественной революции. Крестьяне восстанут и установят новый простой порядок, при котором вся Российская империя будет свободно поделена между крестьянским братством.

Неудивительно, что Николая тянуло к этому движению. Многие из его самых идеалистически настроенных друзей добровольно двинулись в народ. Как ни странно, поначалу власти не понимали, что происходит. В то лето около двух с половиной тысяч студентов незаметно проникли в сотни деревень: одни – в свои или в соседние имения, другие – за Волгу или в старые казачьи поселения на Дону, где твердили казакам: «Опять настали времена Пугачева и Стеньки Разина». И все они надеялись, что из этого и родится новый мир.

Николай посмотрел на лица стоявших перед ним людей. Да, он сделал это. Наконец, после всех этих месяцев подготовки, жребий был брошен.

Путь был труден, но разве могло быть иначе? Он всегда был готов пожертвовать своим наследством – оно его совершенно не заботило. Но его родители лишатся всего, думал он, и это их погубит. Несмотря на все их недостатки, он все равно любил их. Он был уже готов все объяснить отцу, когда они шли по тому холму, пока не увидел вырубленный лес и не решил, что это бесполезно, – уж лучше промолчать. Отец все равно никогда бы его не понял. Так или иначе, сказал он себе, скоро ни у кого не останется поместий. С образом жизни его родителей будет покончено. «По крайней мере, после революции, – подумал он, – я буду рядом и покажу им дорогу».

Для этого он здесь. Слово прозвучало, и пути назад уже не было. Это была революция. И теперь, когда все наконец началось, он испытывал чувство восторга. Раскрасневшийся и взволнованный, он ждал ответа жителей деревни.

– Ну что, – крикнул он, – вы со мной?

Но никто не шевельнулся. Наступила гробовая тишина. Все стояли и просто смотрели на него. Неужели он их не убедил? Кто знает! Что же было у них на уме? Он вдруг понял, что не имеет об этом ни малейшего представления. Неужели никто ничего не скажет?