Эдвард Резерфорд - Русское

– И самое удивительное, – заявил Попов, – как все это было просто. – Он ухмыльнулся. – Основную часть своей задачи мы проделали скрытно.

Осуществить революцию оказалось блистательно легко. Заговорщики всего-навсего переходили от одного жизненно важного объекта к другому, ставя пикеты или захватывая их, и мало кто из работников, которых они сменили, осмеливался оказать им сопротивление. Большевики уже сделали все возможное, чтобы завоевать авторитет в военных гарнизонах, и насчет военных можно было не беспокоиться – те не намеревались им мешать. Так что бедный Керенский ничего не смог противопоставить ненавистным большевикам. К утру почти все ключевые точки города были без лишнего шума захвачены.

– Керенский отправился за город за военной поддержкой, – сказал Попов, – но и тут ничего не получилось. В Зимнем дворце остались только министры Временного правительства с какой-то охраной из казаков и женским «батальоном смерти». Ну и еще инвалидов войны было сорок человек, боже правый!

– Значит, вы штурмовали Зимний дворец?

– Штурмом это назвать было сложно. Кто-то из бабья все же знал, как обращаться с оружием, оттого наши люди к ним не совались. У нас было пять тысяч моряков. Но когда морячки увидели, что там стреляют, они тоже туда не сунулись!

– Я слышала, что Зимний дворец подвергся обстрелу.

– Это верно. Героический крейсер «Аврора» обстрелял дворец. К сожалению, у них не было ни одного боевого снаряда, поэтому они стреляли холостыми. После чего в ход пошли орудия Петропавловской крепости. Но те, кто стрелял, промахнулись.

– Но там невозможно промахнуться. Крепость же напротив дворца.

– Тем не менее они промахнулись. Я видел своими глазами.

– А потом?

– А потом всем все надоело, Зимний сдался, наши люди вошли и разграбили дворец. – Он усмехнулся. – Хотя в будущем, я уверен, мы будем рассказывать эту историю несколько иначе.

Госпожа Суворина задумчиво посмотрела на Попова. Она редко виделась с ним в последний год, но их все еще тянуло друг к другу. Она понимала, почему в момент своего триумфа тот не мог не послать сообщение, что зайдет к ней сегодня вечером.

Мысли роились в мозгу госпожи Сувориной. И что же теперь изменится? Да, недовольные имелись: государственные служащие, какие-то профсоюзы и банки выступили против узурпации власти большевиками – и объявили забастовку. Еще не поздно было вводить войска. А кто-то, напротив, реагировал совершенно спокойно. Петроградская фондовая биржа, к примеру, словно и не заметила, что власть, по сути, оказалась захвачена силой. Цены не взлетели. Как заметил один промышленник: «Кто такие эти большевики? Это партия внутри Советов рабочих. А вся власть уже давным-давно именно у Советов, а не у Керенского. И вряд ли что-нибудь изменится в ближайшее время».

Правда, первым делом новая власть объявила, что все поместья теперь должны быть поделены между крестьянами, но это всего лишь юридически подтверждало и без того сложившуюся ситуацию. В том же Русском крестьяне давно заняли их поместье. Госпожа Суворина уже смирилась с этим.

Ну что ж, время поближе познакомиться с теми, кто осуществил переворот. Она видела список фамилий. Про Ленина и Троцкого говорили давно, их она знала – и боялась. Но вот с милейшим Луначарским, министром культуры, они как-то встречались, он запомнился ей как человек образованный и отзывчивый. Другие имена не говорили ничего. Один товарищ, председатель по делам национальностей, по имени Сталин, был вообще неизвестно кто.

Или вот, скажем, Попов. Даже сейчас, через десять лет, она не могла сказать, что это за человек. Иногда, как в ту ночь в 1913 году, он был живым и теплым человеком, а через миг – снова лишь революционером под толстой броней долга и цинизма. Он мог убить без колебаний и не почувствовать никаких угрызений совести. И что еще хуже, он без тех же колебаний мог лгать.

Каким-то образом она чувствовала это почти на уровне интуиции, он представлял эту новую власть. Если бы удалось раскусить его, то, возможно, она смогла бы понять этих людей, которые были его коллегами.

И тогда она задала ему вопрос, который беспокоил ее больше всего на свете:

– Что же вы собираетесь делать с Учредительным собранием?

За Учредительное собрание ратовали все партии, включая большевиков. Временное правительство Керенского назначило выборы на ноябрь. Что же будет теперь, после переворота?

Он удивленно посмотрел на нее:

– Выборы же назначены.

– И они состоятся?

– Разумеется.

– Совершенно не разумеется! Откуда мне знать, что ваш Ленин не диктатор?

– Даю слово, что он не диктатор, – серьезно произнес Попов. – Верь мне, Учредительное собрание будет созвано. Это часть нашей программы. Мало того, все решения нынешнего правительства – о распределении земли, обо всем – носят лишь временный характер и подлежат ратификации Учредительным собранием.

Он посмотрел ей прямо в глаза. Она вздохнула и поверила.

– Ты обещаешь?

– Да.

5 января 1918 года в Петрограде состоялось Учредительное собрание. Поскольку выборы прошли значительно позже большевистского переворота, было бы трудно отрицать, что их результаты отражают волю народа в текущий момент. Из 707 депутатов самая большая группа – 370 человек – принадлежала крестьянской партии, то есть эсерам. Большевики, представлявшие одну из менее крупных партий, имели 170 депутатов. Другие партии, включая меньшевистскую, были представлены не более чем ста членами, сюда входили также представители нескольких мелких партий и беспартийные депутаты. Таким образом, захватившие власть большевики оказались в явном меньшинстве, имея лишь двадцать четыре процента голосов.

Учредительное собрание просуществовало лишь один день. Ленин наблюдал за происходящим с балкона. Собрание не признало большевистское правительство верховной властью и отказалось подчиняться решениям Советов. В ту же ночь Ленин, применив военную силу, разогнал его.

Таким образом, после столетий царского правления и Февральской и Октябрьской революций демократия в России просуществовала один-единственный день.

– Вы уж извиняйте, – заметил один из матросов, разгонявших собрание, – но оно не потрафило.

Раньше так говорили про царя, а теперь многие солдаты называли так Ленина.

На следующий день госпожа Суворина послала записку Евгению Попову:

Ты солгал. Ты наверняка знал. Все было спланировано заранее.

Больше не приходи ко мне.

Судьба Александра Боброва решалась на заледенелой московской улице. Нельзя было до такой степени потерять бдительность, тем более накануне своего отъезда.