Эдвард Резерфорд - Русское

Николай молчал, как громом пораженный.

– Тогда кто здесь главный? – воскликнул он.

Александр пожал плечами:

– Бог его знает.

Борис Романов удовлетворенно хмыкнул, выходя с тенистой веранды в гостиную. Слышно было только тиканье часов в мраморном корпусе.

Он любил этот дом с его зелеными стенами, с маленькой белой галереей и прохладными комнатами. Каждый день после обеда он устраивался на веранде. Когда-то дом принадлежал Бобровым, потом Владимиру Суворину. А теперь, как бы там ни было, принадлежал ему. При этой мысли он мрачно улыбнулся. Революция – его революция – наконец-то пришла.

Последние несколько месяцев в Русском были странными. Известия об отречении царя и о новом Временном правительстве не торопились просачиваться в провинцию. Борис узнал об этом лишь десять дней спустя. Он встретил крестьянина из Рязанской губернии, который и через месяц все еще отказывался верить в такие новости.

Что там творится, в этом Петрограде? Временное правительство обещало создать Учредительное собрание. Хорошо. Теперь была полная свобода слова и собраний. Тоже неплохо. Но прежде всего падение царя должно означать следующее:

– Теперь, – сказал он своей семье, – мы получим землю.

Все это знали. Временное правительство обсуждало, как это сделать. Всю весну солдаты дезертировали с фронта и возвращались домой, чтобы не пропустить распределения земли. Двое из них появились в деревне Боброво.

Но ничего не произошло. Временное правительство, как и во всем остальном, действовало с точки зрения буквы закона – медленно и нерешительно.

И в конце апреля Романов сам привел деревенских жителей в поместье. Все было очень просто. Остановить их было некому. Когда он вошел в дом, там была только Арина.

– Ты по какому праву тут раскомандовался?

Он ухмыльнулся:

– По праву народа.

А когда она по глупости попыталась преградить ему дорогу, он со смехом оттолкнул ее в сторону.

– Это революция, – сказал он ей.

Ситуация была странной – как будто об этом месте все забыли. Формально поместье все еще принадлежало Владимиру Суворину, как и заводы в Русском. Но Суворин был в Москве. Арина продолжала жить в доме, как и ее сын Иван, который до поры до времени продолжал свою работу по дереву. Тем временем крестьяне срубили несколько деревьев перед домом Суворина и теперь на склоне холма пасли свой скот. И кто вообще мог что-то на это возразить? Так или иначе, это был вопрос времени – узаконить новых собственников.

Бориса Романова волновала только революция.

Для других, возможно, она могла означать нечто большее. В том же месяце июле в Петрограде была предпринята попытка свергнуть Временное правительство. Безумный план – вооруженное восстание – тех самых большевиков. Большевиков Борис знал. Это были такие же прощелыги, как тот рыжий Попов. Их в последнее время становилось все больше – с лозунгом «Вся власть Советам» и с кричащими передовицами в газете «Правда». Но их раздавили. Один из их главарей, Троцкий, сидел в тюрьме. Другой, Ленин, по слухам, бежал за границу.

– И будем надеяться, что других нету, – сказал Борис.

Теперь во главе правительства стоял новый человек, социалист, по фамилии Керенский. Для наведения порядка он вызвал генерала Корнилова. Возможно, это ускорит созыв Учредительного собрания и легализацию распределения земли.

Борис медленно поднимался по лестнице. Вот уже три месяца, как он с интересом изучал дом и его содержимое. Конечно, какие-то книги и картины показались ему странными. Рояль, однако, вызывал у него восхищение. Один из его сыновей даже сыграл на нем пальцем какую-то песенку.

Только сегодня ему пришло в голову, что одну часть дома он еще не исследовал. И он отправился на чердак.

Однако, к своему разочарованию, он обнаружил, что Суворин чердаком не занимался. Длинное низкое помещение под крышей было почти пусто, половицы голые. Только в самом конце, под маленьким круглым окошком, он заметил несколько пыльных старых коробок.

Не спеша и без особого интереса он открыл их и скорчил гримасу. Разные бумаги. Старые письма, счета и прочая бобровская чепуха. Он пожал плечами и уже собирался отвернуться, когда заметил один край листка, слегка торчавший наружу. «Пожар в Русском», – прочел он заголовок на этом листке. Он нахмурился и вытащил его – в него был вложен еще один лист бумаги. Похоже, это было что-то вроде письма.

И стояла подпись: Петр Суворин.

Был час ночи, и они были одни.

Накануне вечером, когда московский Кремль еще держался, на улицах шли бои, но теперь в городе было тихо. В Петрограде и Москве Ленин и его большевики захватили власть.

Или нет?

Попов улыбнулся госпоже Сувориной, и, несмотря на все что было, она улыбнулась ему в ответ. Она подумала, что ее революционер словно помолодел.

– Так расскажи мне, – попросила она, – что на самом деле произошло?

И он рассмеялся.

Октябрьская революция, потрясшая весь мир, строго говоря, таковой не являлась. Это был переворот, совершенный партией меньшинства, о котором большинство населения даже не знало.

В течение всего 1917 года, с момента отречения царя, Россию шатало от непонятного двоевластия. С одной стороны, это было Временное правительство, имевшее мало реальной власти, с другой – съезд Советов, который имел растущую сеть местных органов управления на заводах, в городах и деревнях, но не имел реальной легитимности. Для формирования демократического Учредительного собрания нужны были выборы, но правительство, даже после того как его возглавил популярный социалист Керенский, действовало мучительно медленно. Тем временем экономика рушилась, ощущалась нехватка продовольствия, да и сами члены правительства чувствовали опустошенность.

И пока это правительство ни на что не смело решиться, большевистская партия начала неуклонно прибирать к руками Советы. В июле большевики сглупили и предприняли попытку восстания, которое было подавлено, но это не остановило их политического роста. К началу сентября Троцкий и его большевики имели большинство в Петроградском совете. А спустя еще несколько дней большевики заполучили большинство и в Москве. Однако в целом по стране они оставались в меньшинстве. Вполне допускалось, что большевики станут со временем доминирующей левой партией, но опять же – могли и не стать. И именно при этой, довольно неопределенной ситуации Ленин в октябре 1917 года не без труда убедил своих соратников-большевиков еще раз попробовать захватить власть.

Все началось вечером 24 октября и было организовано главным образом Троцким, из штаб-квартиры Петроградского совета, находившейся в бывшем женском монастыре и бывшем Смольном институте благородных девиц.