Антония Байетт - Дева в саду [litres]

Но не следует забывать, что еще недавно атомные тучи грозили заслонить от нас солнце. Сегодня нам разительно ясно, что многие поколения лишатся будущего, если не будет установлен прочный, надежный мир».

В речах Черчилля звучала самоуверенность бывалого оратора, и от этого слова казались устарелыми, а интонации грузными, затверженными, полученными в наследство от былых стариков.

«Не стоит думать, что эра благородства ушла безвозвратно. Здесь, в высшей точке нашего всемирного содружества, мы видим молодую женщину, которую чтим как королеву и любим, потому что она – это она. „Милосердие“ и „великодушие“ – эти высокие слова давно примелькались нам в пустых придворных речах. Но здесь они звучат по-новому, потому что мы верим им, глядя на Королеву, на кормчую звезду, которую Провидение посылает нам сегодня, когда настоящее тяжело, а будущее сокрыто».

Странная нотка неуверенности просачивалась среди оптимистических обещаний. «Дейли экспресс» в огромной передовице высокопарно и неуместно процитировала Ширли [246] Джеймс Ширли (1596–1666) – английский поэт и драматург. :

Сию мрачную мысль редактор подсластил рассуждениями о том, что народ и держава не превратятся в тени, если королева и подданные посвятят себя «высшим целям» и будут «преследовать их неустанно».

Журналист «Ньюс кроникл», вдохновившись образом покоренного Эвереста [247], попеременно впадал в неловкое славословие и корчился от стыда, языкового и самого обычного. Он тоже не обошелся без странной цитаты из великого английского поэта, на сей раз Браунинга [248] Приведенная цитата взята из стихотворения «Андреа дель Сарто». :

Дальше шли лирические рассуждения о «холодном, прекрасном, жестоком, желанном пике, о котором столько лет мечтал человек». Автор в туманных выражениях заигрывал с идеей о том, что коронация и покорение Эвереста – предвестие новой империи, рая на земле, золотого века, Клеополя [249] Волшебный город из «Королевы фей» Э. Спенсера. и прочих конструктов, сочетающих в себе временное несовершенство и блаженство вечное.

«Сегодня на Британских островах радостно трепещут тысячи флагов. Такой же флаг водружен нами на другом конце земли, в высшей точке мира.

Почему эта новость должна пробудить великую гордость в сердце британской нации? Потому, что мы убеждаемся: нет ничего невозможного, потому что видим: эпоха Елизаветы II начинается блестяще. И пусть скептики усмехаются. Есть в этой новости нечто, что подымает ее много выше заголовков передовиц.

Наши предки назвали бы это Знаком. Мы, сегодняшние, уже не понимаем до конца значение этого слова и стыдимся ярких выражений».

В 1973 году Фредерика увидела Александра по телевизору в образовательной программе для взрослых. Он читал лекцию об изменениях в языке публичной сферы, иллюстрируя ее цитатами и фото, взятыми из тех же газет и репортажей от июня 1953 года. Александр весьма тонко анализировал искусственно подогретые светлые чувства и выражавший их вокабуляр, где невозможные ныне старинные слова: «перезвон», «кормчая звезда», «трепет», «Провидение» («пустые придворные речи» Черчилля уже тогда были пустым звуком) – нелепо мешались со словами новыми, немилыми, утилитарно-технократическими: «ресурсы» науки, индустрии и искусства, их «мобилизация» во имя облегчения бремени, создания новых «возможностей» для жизни и «досуга». Если «облегчение бремени» как риторический термин уходит по прямой линии через Беньяна [250] Джон Беньян (1628–1688) – английский писатель и баптистский проповедник, любимец простых прихожан, немало пострадавший за свои убеждения. к Иисусу Христу, имеет моральный вес и даже, пожалуй, перегружено мертвыми отзвуками, то «ресурсы», «мобилизация» и «досуг» – новомодные оптимистические абстракции, лишь подчеркивающие отход от старых, более узких и точных, значений этих же слов.

«Правда в том, – сказал Александр в 1973 году, невольно вызывая к жизни абстракции, занимавшие его и его поколение двадцать лет назад, – что этот огромный, бесплодный порыв возродить старину воистину был лишь тенью народа и державы, фантомом, жалкой погремушкой славы [251] Слова из последнего монолога Гамлета, сетующего, что двадцать тысяч солдат погибнут на войне ради фантома и жалкой погремушки славы. . Правда в том, что праздник кончился, и довольно давно».

В завершение он предсказуемо показал зрителям сильную карикатуру Лоу [252] Дэвид Лоу (1891–1963) – новозеландский карикатурист, много лет проработавший в Великобритании. Упомянутая карикатура, кроме прочего, высмеивает отождествление Елизаветы II с Елизаветой I и романтизацию елизаветинской старины. Карикатура несколько отличается от авторского описания: с телеэкрана смотрит королева, вместо кукол – младенцы и взрослые в подгузниках. : комната, британские флаги со сломанными древками, обмякшие куклы, лопнувшие и сдувшиеся шарики, пустые бокалы, мертвый экран телевизора. «В конце концов, – подытожил Александр, – новый и старый язык, как и насильственное их сращение, оказались всего лишь пустышкой».

В 1973 году Фредерика подумала, что он слишком все упрощает. В его словах – неистощимый нарциссизм средств массовой информации, «зерцало, что в зерцале отразилось» [253] Из стихотворения У. Б. Йейтса «Статуи». . Бесконечный коридор отражений, комментируемых бесчисленными комментаторами. В 1953 году Александр пытался говорить в стихах об истории и правде. В 1973-м он прозой критиковал языковой стиль прошедшей эпохи. Есть другая правда. И не одна. Фредерика подумала, что была какая-то невинность, неиспорченность в этой всеобщей радости (когда сама она была семнадцатилетней, весьма смышленой, но малонаблюдательной). У благоговейно-восторженных комментаторов не было умысла – только чистая, бесцельная и бесполезная грусть по далекой старине. А люди просто надеялись на что-то хорошее после тяжелой войны и лишений. Это уж позже оказалось, что, вопреки устройству банкетных залов и парков с развлечениями, их надежды так же мало воздействуют на реальную жизнь, как скорбь Гамлета при виде обреченных солдат. Их романтический подъем был искренен. Романтика вскоре повыцвела, но главное в том, что на смену ей не пришло ничего путного. Вместо выцветшей романтики – вовсе бесцветная «сатира», вместо пышной риторики – заносчивая, намеренно косноязычная заумь, натужное стремление обесценить все и вся. Своей карикатурой Лоу крепко ударил англичан по больному месту. Пришедшие за ним в основном царапались – словно ногтями по стеклу.