Антония Байетт - Дева в саду [litres]

– А ты знаешь, что Матушка Шиптон жила в доме, вырубленном из камня? Как Сивилла Кумская [236] Прорицательница, возлюбленная Аполлона. Испросив у него вечной жизни, забыла испросить вечной молодости и потому постепенно иссохла и сама молила о смерти. Христианская церковь, толкуя прорицания сивилл как предвестия явления Христа, восприняла их положительно. и пифии [237] Прорицательницы, жрицы Дельфийского оракула, служительницы Аполлона. . Поразительное совпадение. Об этих женщинах точно было известно, что они обитают у врат в иные миры, у связующих пуповин… Понимаешь, доподлинно известно . И мне показалось, что ты ощутил… близость некоего силового поля… или чего-то подобного.

– Нет. Тут все непроницаемое и тяжелое. Все давит. Пойдем отсюда.

– Какую форму принимает давление?

Маркус, чертя в недвижном воздухе красными мокрыми пальцами, обернул к Лукасу каменное лицо и впервые использовал свою странную, неверную власть над ним:

– Форму знания, что нужно быстро отсюда уходить. Это место нас не хочет. Ему не нравится то, что мы делаем.

На миг его мысленному взору представились извилистые коридоры из гладкого камня с синими прожилками. Они манили внутрь, но Маркус не послушал.

– Нам здесь не рады, – повторил он.

– Но ты же почти ничего не увидел…

– Уходим.

Лукас пожал плечами, надел пиджак.

– Ну что ж, пойдем. Нужно что-то отсюда взять.

В прилегающем лесочке обнаружились весьма удовлетворительные, по выражению Лукаса, цветы: запоздалые зимние акониты, собачья ртуть, зерлик – олений язык – единственный местный папоротник с цельным, неизрезанным листом. Лукас явно хотел их, да еще золотисто-зеленый, резко пахнущий молочай в мелких цветочках [238] Все названные растения, кроме зерлика, ядовиты. отнести к Колодцу и приобщить к вечности, но Маркус сказал, что туда они больше не вернутся. Учитель послушно кивнул. Маркус отвлек его новой хитростью: спросил об Оджеровом кургане. Лукас просиял и ответил, что это на пустоши к югу от Калверли, рядом с Обтрэш-Йет [239] Имеется известный под разными названиями сильно разрушенный каменный курган. Обтрэш – имя местного легендарного существа наподобие гоблина. , иначе говоря, Вратами. Величественный курган с каменными проемами и порожным камнем имеет долгую историю, в которой были искупительные ритуалы, видения, тайные стуки, миски молока, приносимые в особую луну, хороводы и битвы неведомых существ, видимые в полночь, пастух с собакой, что вошли тут, а вышли в царстве Фэйри, да больше уж и не вернулись. Ехать до него часа два, но это хорошее место. К тому же Лукас взял с собой все для пикника. Прежде чем ехать, он прочел Маркусу истинный рассказ некоего Уильяма из Ньюбриджа о крестьянине, жившем в провинции Дейра [240](то есть в Йоркшире). Однажды крестьянин услышал, что «из кургана доносились звуки песен, словно там был большой пир. Желая узнать, кто нарушает весельем мертвенную тишину ночи, он подъехал ближе и увидел, что в боку кургана открыта дверь. Когда он заглянул внутрь, ему предстала большая, дивно освещенная зала, полная народу, и мужчин и женщин. Они возлежали за трапезой и подымали кубки за здравие четы, поражавшей равно высоким ростом и невиданной красотою. Видя у женщины венок и причудливый наряд, крестьянин решил, что тут празднуют свадьбу. Один из слуг, стоявших при дверях, протянул ему кубок с красным прозрачным питьем наподобие вина. Крестьянин кубок взял, но пить не стал, а выплеснул тайком на траву. Каков же был его ужас, когда там, где упали капли, загорелась земля! Тут он вскочил на коня и пустился наутек, а кубок крепко сжимал в руке. Люди, бывшие в зале, вскочили и с пронзительным верещаньем понеслись в погоню. Но он невредим доскакал до города, а там отдал кубок местному курату. Только выпустил он из рук кубок, как перестал видеть своих преследователей и слышать их резкие вопли. Конь же его от страха обезумел, да так уж и не оправился. Кубок же, сработанный из неведомой субстанции, неописуемого цвета и небывалого вида, долго хранился в местной церкви, и те не могли до него добраться. Но порой, тронув его, любопытный мог бы услышать их рыданья, песни и угрозы».

Маркус спросил, что значит имя Оджер. Некоторые считают, сказал Лукас, что это искаженное французское Ожье ле Дануа. Огер Датчанин, славный паладин Карла Великого [241], унесен в Авалон [242]чародейкой Морганой, но обещано: в час великой беды он вернется, подобно королю Артуру, Мерлину и прочим, опочившим на века под камнями и курганами. Другие утверждают, что Оджер – просто местный гоблин. Он принимает приношения в виде плошек молока и порой донимает домашний скот своими грубыми шалостями.

К кургану круто подымалась по склону холма полузаглохшая тропинка. Сам же холм, некогда отданный под запашку, так густо зарос орляком, вереском и терновником, что было ясно: пустошь вытеснила человека. Курган, высокий, четко очерченный на фоне неба, стоял на небольшом круглом возвышении, обведенном остатками насыпей и рвов. Сияющий Лукас шутливо заметил: как знать, может, легенды правы, и эти рытвины – следы предсмертных корч Страховидного Червя или дракона, приковавшего себя к холму для последней битвы. Они топали вверх, нагруженные холщовыми сумками с едой для пикника и банками для образцов флоры и фауны, и чуть запыхавшийся Маркус не спрашивал, почему страховидные черви для Лукаса лишь смешная выдумка, зато лесной народец, люди, спящие под курганами, ангелы в соборах, «матушки», за пятьсот лет вперед чующие сдвиги магнитных полей, – недопонятые проявления неких Сил. Лукас, конечно, все разъяснит. Впрочем, Маркус не особенно гнался за ясностью и даже предпочитал некую расплывчатость понятий и категорий. Он так и не уверовал до конца в теорию Лукаса. Замысел и Схему он принимал, но все литосферы, биосферы и энтелехии считал лишь красивыми словами.

«Проводники» и «вехи», оставляемые Симмонсом по всему Йоркширу, вызывали в нем смесь скепсиса и страха. Вероятней всего, это были самые обычные предметы. Но вот эксперименты – от них и впрямь начиналось что-то внутри: подергивало, покалывало, подстрекало, ширилось, сжималось, пело. И была тут связь с полями неких сил, в которые он верил волей-неволей и которые чем-то походили на респектабельные штуки, объясняемые в школе: электричество, рентген, магнитное притяжение. Электрический разряд может подкинуть мышь, овцу, человека и трясти, пока не застучат зубы, может сжечь, обуглить, оставить после себя мертвый ком. Нечто прошло сквозь него, когда он увидел свет в Дальнем поле, и сейчас некая родственная волна снова и снова сотрясала его. Не будь тут Лукаса, думал он, его разум был бы стерт, как мел с доски. Или тело было бы стерто, и настал бы вакуум.