Вячеслав Крашенинников - Лев Майсура

С каждой минутой Сандерс становился все злее и злее. Черт его дернул податься влево! Нужно было принять участие в общем грабеже, а не пускаться в рискованный одиночный поиск! Яростно ругаясь, солдат выскочил во двор с небольшим бассейном. Надежда не совсем еще покинула его. Налегая всем телом на прут, Сандерс исследовал каждый квадратный дюйм двора. И, наконец, нашел. На том месте, где земля казалась рыхлой, а трава блеклой, прут без труда ушел в пустоту...

Сандерс отшвырнул прут и мушкет и принялся разрывать землю. Руки у него тряслись в предвкушении добычи, когда показалась плетеная крышка, обмазанная слоем глины. Прерывисто дыша, он сорвал крышку с большой корзины... и проклятие сорвалось с его губ. Он плюнул на крупные, чуть желтоватые рисовые зерна, которыми была доверху наполнена корзина, и принялся с яростью топтать их ногами, проклиная хозяев дома. И зерна белым дождем усеяли потревоженную землю...

Неудача совсем взбесила Сандерса. Он бросился к соседнему дому в глубине квартала, который маскировали густые кусты. Инстинкт хищника подсказывал ему, что в доме кто-то есть. Сандерс с налету высадил плечом тонкую дощатую дверь и влетел в небольшую комнату, откуда из полутьмы на него полными страха глазами смотрели девочка лет восьми и полная седая старуха в выцветшем сари. Сандерс с сопением сорвал с обеих немногочисленные дешевые украшения, потом приставил штык к груди старухи.

— Сона кахан хе? — рявкнул он на хиндустани. — Где золото?

От ужаса лицо женщины посерело. Она еще крепче прижала к себе внучку. Сандерс вырвал у нее из рук девочку и отшвырнул в угол.

— Где золото?

Жало штыка стало медленно входить в тело жертвы, хотя старуха обеими руками пыталась остановить его неотвратимое движение...

— О Сагуна! Где ты? Кто защитит твою бедную мать и твою дочь! — вырвался у нее вопль.

Однако тот, кого звала старая женщина, был далеко. От боли она без памяти свалилась в угол. Отчаянный вопль заставил Сандерса обернуться к двери. Это была внучка. Она указывала грабителю на очаг в другом углу комнаты...

Сандерс в два прыжка очутился возле очага. От сильного пинка высоко взлетели и ударились о стену черные котлы и чугунки. Очаг был мигом развален. Сандерс штыком разрыл утрамбованный земляной пол, запустил руку в глиняную корчажку и извлек из нее клубок серебряных и золотых цепочек, браслетов и колец.

— Есть! — с торжеством заорал он, подняв над головой зажатую в кулаке добычу. И тут же рванулся прочь, не оглядываясь на ограбленных. Ему предстояла еще масса дел...

Наконец, солнце спряталось за горами. Над залитым кровью Беднуром опустилась непроглядная темень, и грабители начали собираться у ротных костров. Явился в свою роту и Сандерс. Осторожно выглянув из-за угла, он помахал рукой Джеймсу и О’Брайену, которые уже отстояли свое время на стене.

— Где Топсфилд?

— Ушел проверять караулы, — ответил Джеймс. — Смотри, Билл! Попадешь под трибунал...

От Сандерса, словно от землекопа, разило потом. Он поставил мушкет в пирамиду и сел в сторонку, подальше от костра. Довольная усмешка кривила его тонкие губы и горбила острый хрящеватый нос.

В отблесках пламени мимо шли и шли солдаты и сипаи, нагруженные добычей. Многие тащили кур, коз и овец. Они были похожи на охотников, которые возвращаются с удачной охоты. Слышались возбужденные разговоры, обрывки фраз:

— ...он не отдает. Я как двину его прикладом...

— Отличился, капрал!

— А мне не повезло...

Сандерс нервно вздрагивал, пожимал плечами и то и дело хватался за сумку, чтобы ощупать в ней увесистый тугой комок. Давнишняя его мечта разбогатеть начала обращаться в реальность. Без малого фунт золота и серебра раздобыл он в городе...

Резня шла трое суток. Генералу удалось остановить ее, лишь расстреляв с десяток обезумевших от крови мародеров.

— Так, говорите, в Анантапураме много золота? — расспрашивал Мэттьюз Шейх-Аяза.

Бледный, осунувшийся Шейх-Аяз угрюмо отвечал:

— Да, генерал. Кругом Анантапурама — золотые прииски. Золото там добывалось с незапамятных времен...

— Это далеко?

— Два или три перехода на северо-восток...

Чем дальше, тем яснее видел Шейх-Аяз всю пагубность затеянной им игры. Однако ничего не оставалось делать, как продолжать ее. Генерал уже не церемонился с бывшим фаудждаром. В ответ на его просьбу не свирепствовать без нужды в Беднуре и окрестных городах и деревнях Мэттьюз резко заметил, что ему лучше не совать носа не в свои дела. Иначе... И это «иначе» было столь многозначительным, что Шейх-Аяз понял — все проиграно.

Некоторые осторожные офицеры не советовали Мэттьюзу занимать Анантапурам. Армия и без того разбросана на большой территории, а пополнений почти не прибывает. Но генерал не желал ничего слушать.

— Такой успех, джентльмены! Им нужно воспользоваться в полной мере! Анантапурам — второй ключ к провинции, и он должен быть в наших руках...

Алчность закупоривала рты остальным офицерам. В Анантапураме их ожидают новые груды золота! Солдаты после грабежа Беднура будут драться как львы... Свои опасения они старались подавить мыслью о том, что авось обойдется как-нибудь и эта авантюра. И потом у генерала есть, видно, какие-то основания игнорировать доклады лазутчиков, что с востока к провинции подступают крупные силы майсурцев...

А у Мэттьюза голова шла кругом от успехов. Он надеялся на поддержку полковника Фуллартона, который воевал где-то на южных границах Майсура, и на генерала Стюарта, находившегося под Мадрасом. Осторожность совсем оставила его.

И повинуясь воле генерала, несколько рот в сопровождении обоза и десятки пушек двинулись к Анантапураму.

Вскоре после прибытия Типу в Чакмалур там состоялся большой праздник. По словам летописца, «молодой повелитель Майсура был поднят на трон почета и величия, и армия прошла перед ним торжественным маршем. Победные знамена Типу заслонили собой все вокруг, а громовой орудийный салют, барабанный бой и ликующие крики воинов Майсура достигли небес».

Типу принимал парад при всех атрибутах верховной власти, сидя в кресле из слоновой кости. Позади него стояли телохранители, а вокруг теснилась живописная толпа полководцев, государственных деятелей и иностранных послов. Ближе всех к трону были знатные кавалерийские начальники, свысока глядевшие на пехотных командиров.

Из-под балдахина Типу зорко смотрел на проходящие мимо зумра — войска, набранные из коренных жителей Майсура. Сверкая клинками, нестройной массой проскакали отряды луути-вала, за ними — плотно сбитые части аскеров — регулярных кавалеристов. Их сменили боевые слоны. Повинуясь махаутам [110] Махаут — погонщик слонов. , серые медлительные гиганты поднимали хоботы и оглашали окрестности скрипучим трубным ревом. С пением боевых песен прошли пехотные кушуны.