Вячеслав Крашенинников - Лев Майсура

На стене закипела бешеная работа. Солдаты с лихорадочной поспешностью палили в белые фигуры, которые метались у подножия стены. Раненые заряжали мушкеты и передавали их стрелкам.

Боевой клич майсурцев волнами перехлестывал через стену. С помощью фашин они пересекли ров, разом поставили десятки штурмовых лестниц и, прикрываясь щитами и размахивая кривыми саблями, начали быстро и ловко взбираться наверх. На стены карабкались далеко не все участники штурма. Лучшие майсурские стрелки остались внизу. Держась несколько поодаль, они ловили на мушку защитников, которые высовывались из-за стены. И то и дело появлявшаяся наверху фигура в красном, не успев разрядить мушкет или сбросить тяжелый камень, оседала за зубцами или мешком валилась вниз, сшибая с лестниц штурмующих.

— Аллах-о-акбар! Джай! Джай!

Между бойниц и в проломах появились смуглые усатые и бородатые лица, искаженные яростью боя.

— Аллах-о-акбар! Джай!

Вместе с остальными солдатами Джеймс и Сандерс бились с яростью отчаяния — в упор стреляли в осаждающих, обрушивали им на головы камни. Но майсурцы все наседали и наседали...

Вот через пролом в стене легко проскочил рослый вражеский сипай. В руке у него сверкнула сабля. Джеймс едва успел отпарировать страшный удар, который выбил из ствола его мушкета сноп искр. Сипай кинулся в другую сторону и зарубил соседа Джеймса. А к пролому лезли по лестнице белые фигуры. Одна, другая, третья...

— Держись! — подбадривали они смельчака.

Момент был критический. Подоспел лейтенант Топсфилд, но тут же упал, раненый.

— В штыки его, ребята! — успел крикнуть он.

Держа мушкеты наперевес, солдаты прижали майсурца к стене. Тот отчаянно рубился, но был одинок на стене.

— Я тебе покажу! — прошипел Сандерс. Подобравшись справа, он улучил момент, когда сипай неосторожно подставил бок, и с размаху ударил штыком. Из горла сипая вместе с фонтаном крови вырвался отчаянный вопль. В следующий миг солдаты подняли на штыки его обвисшее тело и перекинули через зубцы.

Остальные майсурцы так и не успели подняться на боевую площадку.

— Отталкивай лестницы! — заорал Сандерс.

Солдаты похватали заранее приготовленные шесты и, подсунув их под верхние перекладины лестниц, с силой оттолкнули от стены. Те из майсурцев, кто не успел вскарабкаться высоко, ловко попрыгали на землю. Но двоим или троим на самом верху одной из лестниц грозила гибель. Падение с такой высоты означало смерть или тяжелое увечье. Однако лестница, которая начала уже падать, вдруг остановилась, изгибаясь под тяжестью людей. Снизу ее надежно подпер рогатиной крепко сложенный сипай с молодецкими смоляными усами.

— Слезай! — крикнул он снизу товарищам.

В мгновенье ока те оказались на земле.

— Спасибо тебе, Сагуна! — сказал один из них молодому силачу.

Роте Топсфилда удалось отбить штурм на своем участке стены. Майсурцы отошли для новой атаки. На истоптанной земле остались лежать десятки неподвижных белых фигур. Снова заговорили французские пушки. Солдаты попрятались за зубцы, прислушиваясь, как с треском бьют в стену ядра и картечь.

— Эй, Билл! — крикнул Джеймс. — Послушай-ка!

Столь велик был азарт боя, что солдаты не заметили, как пали соседние участки стены. И они с изумлением слушали, как боевая труба играет отбой. Отстреливаясь, к городскому форту отходили неровные цепочки красных фигур, а пушки форта уже били по направлению тех самых стен, которые несколько минут назад упорно защищал осажденный гарнизон.

— Живо со стен! — скомандовал Сандерс. — Тащи лейтенанта!

Солдаты подхватили Топсфилда и горохом посыпались на землю. За спинами у них над исковерканными зубцами заполоскались большие зелёные знамена.

— Живей, ребята!

Бурный поток англичан и сипаев вливался в форт. Встречал их сам генерал Мэттьюз. Он гнал всех наверх — занимать оборону на стенах. И когда в форт вбежал последний солдат, громадные деревянные ворота с треском захлопнулись...

Тяжело переводя дух и вытирая рукавами пот, струившийся с грязных закопченных лиц, солдаты начали осматриваться на новом месте. Форт большим островом стоял посредине города. Над ним хлопал на ветру британский флаг. А под высокими его стенами валялись мертвецы в красных мундирах, мушкеты, сломанные повозки, барабаны...

Майсурские части уже вошли в город. Скрипели колеса арб и легких пушек. Слышался многоголосый говор. В окрестных кварталах раздавались редкие выстрелы.

Глядя вниз со стены форта, Джеймс вспоминал минувший день. Ему повезло — он остался в живых. А что будет завтра? Из мышеловки, в которую угодила армия, не вырваться. Помощи ждать неоткуда.

— Что же дальше, Билл? — спросил он Сандерса.

Тот пожал плечами.

— А кто его знает!

По правде говоря, Сандерс предпочел бы сейчас сидеть в тюрьме, кормить вшей и ворочать камни на тюремном дворе — только бы не попасться в руки майсурцев. Тугой узел в ранце его уже не радовал.

— А здорово ты командовал, Билл!

— Будешь тут командовать, — проворчал тот. — Подыхать кому охота...

Майсурцы не сумели ворваться в форт вслед за отступившими англичанами и оставили их пока в покое. Сипаи родом из Беднура разбегались по окрестным махалла, спеша узнать о судьбе родных и близких. Удержать их не было никакой возможности.

Кинулся в родную махалла и Сагуна. Держа в руке мушкет, он бежал по улицам. Кругом громоздились горы мусора и нечистот. То и дело попадались истерзанные грифами и шакалами трупы. Убирать их было некому. На него жутко смотрели пустыми глазницами окон разбитые дома. Вышибленные двери их походили на широко раскрытые рты. Дымились пепелища, усеянные большими головнями. Оседали бугры глины пополам с соломой.

Кругом было такое страшное разорение, что Сагуна уже не надеялся увидеть в живых мать и дочь. Задыхаясь от волнения, он миновал знакомый с детства глиняный заборчик, на котором мать сушила горшки и тряпки, потом палисадник. Вот, наконец, и родной дом! Сагуна ступил на его порог и в страхе остановился. Изнутри на него пахнуло золой и сухой глиной. Стены были исковырены, очаг разбит и вскопан. Внутри — ни души!

Бравый сипай опустился на земляной пол и спрятал лицо в ладони. Раскачиваясь всем телом и вытирая слезы, Сагуна вспоминал о погибшей семье. Вдруг в дальнем темном углу послышался слабый шорох. Сипай вскочил на ноги и двинулся в угол, где мать хранила большие корчаги с зерном и гхи и где любила прятаться его дочь. Там, среди дерюг и всякой рвани, которую побрезговали взять грабители, лежал полунагой живой комочек.

— Я знала, абба [117] Абба — отец. , что ты придешь, — прошелестел голосок.

Силач сипай опустился перед дочерью на колени. Он осторожно взял на руки маленькое, обтянутое прозрачной кожей тельце, прижал его к щеке и заплакал.