Иван Кудинов - Окраина

Они сидели друг против друга, совсем близко, чувствуя эту близость и сознавая, что есть в ней нечто большее, в этой близости, чем просто взгляды, улыбки, соприкосновение рук. И, может быть, именно поэтому в этот миг Ядринцев особенно остро почувствовал и свою вину перед Омулевским, которого, должно быть, не понимал и недооценивал: нет, не «Федорова в бархатном сюртучке» видел он перед собою сейчас, а по-настоящему стойкого и мужественного писателя Омулевского. И рад был этому искренне. «Что ж, впредь и мне наука, — думал Ядринцев. — Не судить о людях сгоряча».

Пришло известно из Сибири: умер генерал Хрущов. Честный воин и труженик Севастопольской страды, он оказался вялым и равнодушным администратором и, кажется, не сделал за время своего губернаторства в Западной Сибири ни одного самостоятельного шага. Сама по себе весть о смерти генерал-губернатора не явилась бы столь значительною, если бы за этим не стоял вопрос: а кто же будет назначен в Сибирь вместо Хрущова? Впрочем, кто бы ни был назначен, думал Ядринцев, а им, сибирякам, надо идти своей дорогой. И вот однажды Ядринцев встретил знакомого журналиста, и тот ему сказал:

— Могу сообщить вам новость: губернаторствовать в Сибирь едет генерал-лейтенант Казнаков. Поздравляю вас от души!

— Да меня-то с чем поздравлять? — усмехнулся Ядринцев. — Не я же назначен генерал-губернатором.

— Поздравляю вас с тем, — пояснил тот, — что Сибири повезло, губернатором назначен высокообразованный, деятельный и, если желаете, благородный человек. Очень заинтересованный к тому же Сибирью.

— Вы его знаете? — удивился Ядринцев.

— Как вас! И мой вам совет — непременно познакомиться с генералом. Могу поспособствовать.

Через несколько дней встреча состоялась. И Ядринцев остался доволен. Генерал Казнаков произвел на него хорошее впечатление. Они проговорили около двух часов, коснувшись в разговоре и вопроса о сибирском университете, что весьма заинтересовало Казнакова.

— Что ж, — сказал он, прощаясь, — вопрос этот действительно очень важный, и я непременно представлю его на высочайшее рассмотрение. А вас, Николай Михайлович, хочу просить: не могли бы вы составить для меня список необходимой литературы о Сибири? Буду весьма вам признателен.

Однажды Николай Михайлович зашел к Казнакову и застал его в парадном виде, сияющего и веселого.

— Ну-с! — улыбнулся генерал своею обворожительной, широкой улыбкой и крепко пожал Ядринцеву руку. — Могу вас порадовать: вопрос об университете одобрен. Государь просит представить проект. Поздравляю вас, Николай Михайлович, и всю Сибирь! — с чувством он сказал. — Как видите, лед тронулся. Пора и нам с вами трогаться, отправляться в Сибирь.

Выйдя от Казнакова, Ядринцев не знал, куда ему прежде бежать, кому первому сообщить эту прекрасную новость, с кем поделиться радостью. Свершилось! Наконец-то свершилось: в Сибири будет, будет свой университет!

Ядринцев быстро шел, почти бежал по Литейному, хотел зайти к Благосветлову, но передумал и помчался в другую сторону, никого и ничего вокруг не замечая.

Он ворвался, прямо-таки влетел в дом Барковых, ошеломив всех своим возбужденным видом, подхватил и закружил Адю — такую мазурку устроил! Адя смеялась и не могла ничего понять.

— Да что случилось, Николай, что произошло?

— Случилось, Адечка, случилось!

Вышла Александра Ивановна, он и ее обнял и расцеловал.

— Только что я был у генерала Казнакова, и он сообщил мне, что государь приказал представить проект сибирского университета. Понимаете, что это значит?

И он опять подхватил Адю, радуясь, как мальчишка. И если бы ему сказали в тот день, что радость его преждевременна, что сибирский университет будет открыт лишь спустя полтора десятка лет, он бы ни за что не поверил. Такой близкой казалась цель.

Лето 1874 года, словно в награду за долготерпение, подарило Ядринцеву немало счастливых дней. В конце июля состоялась помолвка с Аделаидой Федоровной Барковой, а затем и свадьба. «Все кончено! Со вчерашнего дня ношу кольцо на руке, — говорит он друзьям. — Кто я есть? Бедный литератор со случайным заработком. Но Аделаида Федоровна, Адечка Баркова, чудесная и мужественная женщина, разделяя взгляды мои и стремления, не побоялась разделить и бедность…» Впрочем, Александра Ивановна, мать сделала все возможное, чтобы жизнь молодых начиналась безбедно.

Это же лето подарило Ядринцеву и еще одну радость: вернулся наконец из ссылки верный друг и соратник Григорий Николаевич Потанин. И тоже не один, а с женой — Александрой Викторовной Лаврской (бывшей Лаврской), с которой Адя была знакома по Нижнему.

Нередко теперь они собирались в доме Ядринцевых, сибиряки, возмужавшие и, несмотря на многочисленные невзгоды, выпавшие на их долю, а может, и благодаря этим невзгодам, окрепшие духом, твердо стоявшие на ногах: Григорий Николаевич и Александра Викторовна, являвшиеся минута в минуту к назначенному времени; переполненный литературными новостями Николай Иванович Наумов, сборник рассказов которого «Сила солому ломит», вышедший недавно, сделал его чуть ли не самым популярным среди читающей публики.

Приходил Омулевский. Здоровье его поправилось, зрение восстановилось, и он с каким-то трогательным волнением признавался:

— Ах, друзья, вы себе представить не можете, какое это счастье видеть вас всех своими глазами!

И читал новые стихи.

Потанин в то время жил мечтой об экспедиции в Центральную Азию. Семенов всячески его поддерживал, направлял.

Однако первая экспедиция состоялась не в Центральную Азию, а в Крым, куда он ехал с профессором Иностранцевым, чтобы исследовать условия водоснабжения царских имений Ливадия и Ореанда. Перед отъездом Григорий Николаевич зашел попрощаться, и Ядринцев, уже знавший о цели экспедиции, язвительно заметил:

— Слыхал, в Крым едете? Благоустраивать царские владения? Ну, отец мой, поздравляю вас от души! Кто бы мог подумать: бывший каторжник, ссыльный, а сегодня…

— А я слыхал, вы генерал-губернатора собираетесь сопровождать? — не остался в долгу Потанин.

— Да! Но ведь я его сопровождаю не в Крым, а в Сибирь.

Они засмеялись, обнялись: «Что бы мы ни делали, все делаем во имя Сибири!»

Вскоре Ядринцев отправился на родину, в Омск, где почти десять лет назад он содержался в тюремном замке как опасный государственный преступник, откуда по этапу был препровожден в ссылку и куда возвращался теперь по иронии судьбы одним из ближайших помощников нового генерал-губернатора.

Сибирское лето коротко. Едва отзвенят полые воды, сгоняя остатки снега, ударит первый молодой гром, прошумят обвальные дожди, оплодотворяя землю, и земля, пресытившись и отяжелев, погонит из недр своих росток за ростком, рожая неисчислимое множество цветов и злаков; по лугам и забокам, в густолесьях и на лесных опушках, на солнцепеках, вдоль многочисленных речек и речушек, озер и болот зачернеет и закраснеется всевозможная ягода — смородина и ежевика, черемуха и черника, боярка и облепиха, малина, брусника, костяника, калина, морошка… Всего и не перечтешь!