Дэвид Гилман - Бог войны

– Я служу моему господину д’Аркуру, – объявил он.

– Да знаем, идиот, – осадил его Мёлон. – Чего тебе надобно?

– У меня послание для сэра Томаса, – доложил курьер.

– Так давай сюда и ступай на кухню поесть, – буркнул Мёлон, не удержавшись от ноток досады в голосе на тупоумие некоторых солдат гарнизона.

– Оно не записано, мне дал его господин д’Аркур, строго-настрого приказав говорить только с сэром Томасом, – ответил тот.

– И ты помнишь слова своего господина, Баскар? – спросил Мёлон, наконец припомнив имя солдата.

– Да. Мой господин заставил повторить их много раз, прежде чем послал меня в путь.

– Что ж, добро, прямо удивительно, что он не повесил тебе на шею аспидную доску, чтобы не забыл, – бросил Мёлон, вместе с Гино выходя из комнаты.

Блэкстоун почти и не вспоминал о д’Аркуре, потому что время летело стрелой. По ночам ему снилось, как он возлежит с Христианой, и это перевозбуждение возвращало его к реальности пола и койки, где он спал в одиночестве. Некоторые из его людей взяли себе женщин, а другие прибегали к услугам городских шлюх, но Томас находил забвение в том, что вел войну.

– Давай свое послание, и получишь стол и кров до возвращения, – сказал Блэкстоун.

Солдат будто окостенел, уставив невидящий взгляд прямо вперед, и отбарабанил затверженные слова:

– Ваше отсутствие столь многие месяцы вызывает озабоченность, и поелику сей год близится к завершению, мой господин уведомляет вас, что вы не предприняли усилий в еще одном направлении.

– В каком же? – уточнил Томас.

Тот совсем растерялся, словно не ожидал вопросов.

– Не ведаю, сэр Томас. Но господин повелевает вам искупить умышленное небрежение вашим долгом. – Солдат нервно сглотнул. – Вот что он сказал.

Блэкстоун даже не догадывался, что может означать это послание. Он закрепил за собой территорию от имени своего верховного господина Эдуарда и установил полосу отчуждения между нормандскими баронами и теми, кто может представлять для них угрозу. Долгие тяжкие месяцы в разъездах сковали небольшую команду людей, бившихся так, будто их вдвое больше. Какой еще долг? А потом его озарило, в чем состояло его небрежение. Христиана.

– И что же мессир д’Аркур повелевает мне свершить?

– Воротиться для улаживания вопроса.

С мучительной до тошноты болью Блэкстоун понял, что мастер осаживает пса, дернув за поводок. После стольких месяцев его свобода вдруг подверглась усекновению, и несмотря на внезапное напоминание о его вожделении к Христиане и доброй воле д’Аркура, не ощутить обиды он не мог. Его отнимают у его людей. Он знает их так же хорошо, как знал английских лучников, с которыми служил. И больше не желает разрывать подобные узы. Может ли он противостоять д’Аркуру? А почему бы и нет? Он не зависит от них, показав, чего стоит. Но как же быть с честью и обещанием вернуться, данным жене?

Он отдал Гино и Мёлону распоряжения исполнить то, что они предлагали, и дать людям отдых. И на следующий день отправился обратно в замок д’Аркур.

Внушительные стены замка выросли перед ним, и когда копыта застучали по деревянному мосту, воспоминания об утраченном времени нахлынули на него.

Жан д’Аркур поглядел на стоявшего перед ним человека. Его буйные волосы сбились в колтуны, как у пса, гонявшегося за добычей через заросли ежевики и терновника, небритое осунувшееся лицо обветрилось, кожа на скулах натянута, напружинивая шрам, как тетиву. Графу уже доводилось видеть этот затравленный взгляд глаз воинов; взгляд постоянной настороженности, неустанной бдительности. Ступив вперед, он обнял Блэкстоуна.

– Томас, славно видеть тебя столько времени спустя. Я рад, что ты в добром здравии и не ранен.

В стенах замка Томас ощутил знакомый комфорт. В каком-то смысле это напоминало возвращение домой, и все же его не покидало ощущение, будто часть его души, желающую свободно разъезжать в чистом поле, разя врага, заточили в темницу.

– Мне везло, мой господин. А как ваши отношения с королем Филиппом? Все ли прошло, как чаяли?

– Благодаря тебе – да. – Он налил вина, а Блэкстоун тем временем, не находя себе места, подошел к окну. – Де Фосса вернулся с исчерпывающими доказательствами, дабы убедить короля, что мы охотимся за тобой от его имени. Если в голову королю и закрадывались подозрения, что нормандские владыки попустительствовали твоим успехам в городах на юге, то они тотчас развеялись, когда наш друг Уильям весьма церемонно вывалил перед ним головы из мешков. Королевского канцлера стошнило, потому что они уже разложились, но Филиппу страсть как хотелось поглядеть, нет ли твоего лица со шрамом среди голов, раскатившихся по двору. Уильям де Фосса вернул себе часть земель, хоть королевский сын и негодует на него за это, но такова политика, а уж де Фосса сумеет пожать богатый урожай со щедро засеянных полей.

– Значит, ваш план сработал, однако вы могли бы предупредить меня, господин. Когда он объявился, я уж подумал, что нам придется биться до последнего.

– Лучше не выдавать заранее, куда ты собираешься поставить своего рыцаря на шахматной доске, – промолвил д’Аркур, вручая Блэкстоуну бокал вина, которое тот проглотил одним духом, пока д’Аркур неспешно потягивал свое. – Я возносил за тебя молитвы, Томас. Но разыгравшееся между тобой и Уильямом стало притчей во языцех, и я воспользовался этим, потому что он был единственным среди нас, кому король поверил бы на слово.

– Значит, вы поставили на кон мою жизнь. Он бы прикончил меня, если бы пришлось.

– Нет, я знал, что он этого не сделает, потому что он перед тобой в долгу.

– Каковой теперь погашен.

– Послушай, Томас, то, что случилось в Шульоне с Сакетом и де Фосса, выиграло для нас время.

– Может, оно и так, но я его не понимаю. Он сказал, что будет биться со мной рука об руку за общее дело, но если мы встретимся лицом к лицу на поле брани, он убьет меня. И что арбалетом это сделать легче, чем мечом.

Д’Аркур положил ладонь другу на плечо.

– Уильям выберет путь, который его больше устроит. Относись к нему, как относился бы к цепному бойцовому псу. Не подходи слишком близко и не вынуждай его рваться с цепи. Он достаточно силен, чтобы порвать ее.

Блэкстоун попался в паутину нормандских владык, и хотя дружба с Жаном могла бы его удержать, оба понимали, что он из нее уже выпутался.

– А теперь, Томас… надлежит позаботиться и о прочих материях.

Томас ощутил трепет иного рода, совсем не похожий на мгновения мимолетного страха перед сражением. Он предстанет перед Христианой после многих месяцев отсутствия.

– Где она? – спросил.

– В своих покоях. Ей известно, что ты здесь.

– Она во здравии?