Дэвид Гилман - Бог войны

– Хей! Хей! – крикнул Жан д’Аркур. Один из его соколов бороздил пасмурное небо в погоне за обреченным лесным голубем. Он души не чаял в своих новых соколах, расставив насесты для них чуть ли не в каждой комнате замка, кроме спальни, единственного места, где запреты Бланш нерушимы. Д’Аркур гладил и холил их, воркуя им какие-то нежности, будто сидящему на колене дитяти; зрелище неправдоподобное. Охотничий сезон почитай что закончился, но ему хотелось, чтобы Блэкстоун выехал с ним полюбоваться на красоту его птиц. Томас всегда чувствовал нечто такое, что мог бы назвать негодованием, еще отроком глядя, как лорд Марлдон охотится со своими соколами. Это развлечение знати – легкая добыча, дающаяся почти без трудов, совсем не похожая на промысел лесных жителей, освоенный ими с братом. Если бы они не могли поймать кролика силком или сбить птицу из пращи, они бы не ведали вкуса мяса неделями, а пользование пращой превращает око и руку в единое целое – идеальная выучка для лучника. То же самое чувство возникало снова, когда он, поправляясь в замке, наблюдал, как д’Аркур выезжает на охоту со своими птицами. Однако теперь, когда хищнику в колпачке на перчатке хозяина показали жертву и дали волю, Блэкстоуну пришла в голову иная мысль: он и сам как эта птица – обучен, ухожен и послан в погоню.

Отсутствие компании женщин на охоте порадовало его, ибо после того, как Христиана и Бланш попотчевали его событиями последних месяцев, он стал быстро уставать от их щебета. В его отлучку замок навещали другие владыки, устраивали пиры, неизменно сопровождаемые сплетнями и пересудами. Приглашение д’Аркура стало благовидным предлогом, чтобы улизнуть от обеих женщин, сызнова затеявших разговор о затянувшихся родовых схватках Христианы.

Когда Блэкстоун и д’Аркур вернулись домой, птицами занялся сокольничий, а д’Аркур повел Блэкстоуна в библиотеку, где оба пригрелись перед камином с собаками у ног и картой под кончиками пальцев. Жан д’Аркур и прочие нормандские владыки упивались относительной безопасностью в сердце своего края, хоть война между французами и англо-гасконскими войсками на юге продолжалась, несмотря на договор, заключенный двумя королями в Кале, а на западе конфликт и вовсе не утихал – независимые командиры, в большинстве своем верные Эдуарду, сражались и подключали свои силы к противной стороне в междоусобице, истощавшей ресурсы и людей в неустанной борьбе с герцогами Бретани.

– В западе Эдуард почти не заинтересован, – объяснял д’Аркур, ведя пальцем по карте. – Порты у него, но рифы Уэсана коварны, а в Бретани нет портов, удобных для входа во Францию, так что он продолжает оказывать поддержку просто затем, чтобы помешать французам двинуться на юг, на его земли в Бордо. Если они нанесут удар, то перережут ему морские пути в Англию, сделав оборону Гаскони еще труднее и дороже, чем ныне. Оба короля пускаются на любые ухищрения, чтобы добиться своего. Оба изыскивают средства, чтобы платить другим за удержание территории от их имени.

– Вот мои города и веси, – указал Блэкстоун на разбросанные там и тут форпосты, которые он закрепил за собой в глубине суши. – Здесь и здесь я уязвим, – признался он, взмахнув ладонью на восток, а потом на запад от болот Бретани. – Но те поселения, которые я удерживаю, будь то поместья или деревни, обеспечены обороной и находятся достаточно близко друг от друга, чтобы послать подкрепление при необходимости.

– Но людей у тебя недостаточно, Томас. Ты должен быть готов принять в свои ряды и мелкую сволочь. Тюрьмы распускают, пехотинцы и кавалеристы рыскают бандами, беря что пожелают.

– Сброд мне не нужен. Мои нынешние бойцы не украсят собой более-менее приличную таверну, но шлюхам из пивных они нравятся, и они платят за то, что берут. Вот только, как я вам поведал, деньги тают на глазах. Пожалуй, надо бы обратиться к Эдуарду за вспомоществованием.

Д’Аркур позволил карте свернуться.

– Затраты на содержание гарнизона в Кале ложатся бременем на его казну. Принимай тех, кто предлагает свои услуги, и пусть живут с pâtis . Только так подобные люди и выживают.

О том, как живут эти солдаты удачи, Блэкстоун знал куда больше, чем д’Аркур. Pâtis – не что иное, как плата за защиту – уговор между наемниками и окрестными городами и весями брать что они пожелают и когда пожелают с условием не трогать жителей. Беда лишь в том, что это дает таким людям независимость, позволяя жить по собственным законам. Для Томаса позволить подобное боевым отрядам означает потерять контроль над ними. Его собственная pâtis подкреплена его десницей.

– Если я так поступлю, довольно будет пары столкновений, чтобы местные взбунтовались и напали на моих людей. У меня есть ядро, составленное из солдат, служащих мне, которым я дал власть. Я могу иметь дело только с теми, кто у меня есть. В ваши намерения вовсе не входило, чтобы я выступал во главе целого войска. Наши небольшие группы в стратегических местах сто́ят для меня больше, чем сотни рыскающих по краю в поисках пропитания.

Д’Аркур знал, насколько опасно питать чрезмерные амбиции. Сэр Готфрид переоценил способность короля Англии обеспечить деньгами войну вдали от дома. Блэкстоун прав, лучше крепко держать в руках небольшую, зато жизненно важную территорию, чем захватить более обширную, рискуя потерять все. Но граф считал, что знает, как Томас может нанести удар ради нормандских владык и захватить достаточно французской монеты, чтобы нанять себе нужных людей.

– Мы еще потолкуем об этом, – подытожил он, желая обдумать идею более тщательно. – Останешься на Рождество, Томас. Здесь соберутся и другие господа.

Рождество повергало Блэкстоуна в ужас. Коловращение ярких платьев и драгоценностей озарит мрачные стены, принеся веселье и смех в дом, вскормивший его. Он будет вечно благодарен д’Аркуру, понимал Томас, но вытерпеть еще одно Рождество будет для него сущим наказанием.

– Господин, я не могу покинуть своих людей так надолго. Я вернусь с Христианой и сыном, и мы уж как-нибудь справимся. Не ради этого ли вы призвали меня из Шульона – исполнить свой долг перед семьей?

Д’Аркур подтвердил это кивком.

– Как и надлежит каждому мужчине, Томас. Но не позволяй этим обязанностям стать помехой в твоем предприятии. Пусть мальчик останется с Христианой, доколе не придет в возраст, когда сможет служить пажом. Я приму его в подходящее время, когда он научится читать и писать и подтирать собственную задницу. Но ты понимаешь, какое бремя при этом взваливаешь на свои плечи?

– Я должен их содержать, это естественно.

– А если погибнешь?

– Тогда они получат то, что у меня есть.

– А есть у тебя лишь разрозненные куски земли со скромной урожайностью и невежественными крестьянами, которые отдадутся, как блудницы, следующему человеку с мечом, способному их защитить. Твоему сыну нужно наследство; а если у тебя будут еще дети – скажем, девочка, – то тебе понадобится и приданое. Бедность не для таких, как мы, Томас. Ты не аристократ, но лучше большинства разумеешь, что значит выживать. Бог уберег тебя под Креси не затем, чтобы ты остался йоменом-лучником; Он отнял сие у тебя, заменив более великим даром.