Дэвид Гилман - Бог войны

Блэкстоун не сдавал позиций, подхватив упавший щит и подбираясь ближе к де Фосса. Они не смотрели друг на друга: наседающие орды будто умножались в числе, несмотря на кровавую дань, которую оба взимали с людей де Витри.

– Вниз, Томас! Пади! Пади! – вдруг крикнул голос за правым плечом Томаса, и Мэтью Хамптон ринулся вперед. Блэкстоун обернулся: четверо из людей де Витри подняли арбалеты. Слишком поздно Томас вскинул щит – Мэтью Хамптон, выбежав вперед, принял два болта в грудь. Третий, пробив щит Блэкстоуна, вонзился ему в бок, обжигая кожу и мышцы, как кислота. Он втянул воздух сквозь зубы, пробуя собственный вес. Может ли он еще стоять? Двигаться? Нападать? Три шага, потом пять – боль опаляла рассудок, меч свистал, обжигающая рана толкала его вперед, подстегивая его силы. Де Фосса недвижно лежал в грязи, и сквозь его нагрудник струилась кровь.

Трубы пропели где-то близко. Люди принца смыкали сеть. Луи де Витри поклялся убить человека, унизившего его. Земли ему уже вернули, да еще и щедро вознаградят. И он станет наипервейшим из всех нормандских владык, обретя больше власти и могущества, нежели любой из них. Но едва он пришпорил коня к раненому Томасу, как понял, что сражение проиграно. Впереди только бесчестье и позор. Он выбрал не ту сторону, продавшись французскому королю, обреченному на поражение. Ожесточенному графу осталась лишь одно ублаготворение – убить Томаса Блэкстоуна.

По французским войскам покатилась ударная волна. Английский король загнал их в ловушку, его сын выбил почву у них из-под ног, а удар Томаса в самое сердце их армии подорвал их силы. Они внезапно дрогнули, а затем все до последнего развернулись и обратились в бегство. Блэкстоун увидел выражение потерянности на лице Луи де Витри, криком призывавшего свое воинство остаться и биться до последнего. Страх и отчаяние сделали их глухими к его мольбам. В окружении тысяч и тысяч Луи де Витри вдруг почувствовал себя совершенно одиноким. Пришпорил коня. Томас стоял у него на пути, не в силах двигаться достаточно проворно. С расстояния в несколько шагов позади него Мёлон метнул свою пику прямо в грудь животного, и ноги его подкосились. Де Витри вцепился в луку, но его все равно выбросило из седла. Шестьдесят фунтов брони не позволили ему подняться сразу. Его меч, как и меч Блэкстоуна, был привязан к запястью. Томас почти въявь ощущал, как тот задыхается в своем шлеме, почти ничего не видя сквозь узкую щель забрала. Он отступил, когда де Витри поднялся на колени, а затем и на ноги, запнулся, восстановил равновесие и поднял забрало, со всхлипом втянув воздух всей грудью. И без колебаний ринулся в атаку с такой яростью, что Блэкстоун упал навзничь. Увидел, как Гайар шагнул вперед, чтобы помочь, и крикнул, чтобы не вмешивался. Де Витри станет заложником принца и будет отдан Филиппу за выкуп или отослан к французскому королю с позором. Эта безупречная победа англичан будет, как соль, разъярять раны короля Филиппа еще не один год.

Если Томас прежде не убьет де Витри.

Они схлестнулись. Непокрытая голова Блэкстоуна сделала его более уязвимым, и де Витри, ловко повернувшись на цыпочках, проворно изменил направление и нанес Томасу удар яблоком меча с такой силой, что зубы лязгнули. Выплюнув кровь, Блэкстоун заслонился, парировал удар и ощутил, как сила его утекает вместе с кровью, струящейся по ноге из-за болта, до сих пор торчащего в боку и сдерживающего удары мечом. Перед смертью Томасу хотелось лишь одного: выпить ведро воды. Утонуть в ней. Только бы не умирать, изнемогая от жажды.

Луи де Витри был наделен обостренным чутьем человека, обученного рукопашному бою, а этот лучник из крестьян, пожалованный честью и принятый благородным родом д’Аркур как равный, – позорное пятно на нормандской чести. И теперь кривда будет исправлена. Блэкстоун всего лишь боец, наделенный зверской силой, но теперь ноги у него заплетаются, голова понурилась на грудь, волосы прилипли к лицу, рот разинут от иссушающей жажды, плечи ссутулились под бременем раны. Сейчас опустится на колени. Упал! Граф Луи де Витри стиснул рукоять меча обеими руками и занес клинок над головой.

Это будет всего-навсего казнью.

Томас поднял голову, и де Витри увидел холодный взгляд глаз из-под слипшихся от крови волос. Обрушил клинок – слишком поздно. Повернув Волчий меч, Блэкстоун, как при убийстве вепря, вонзил его снизу вверх под нагрудник де Витри прямо в его сердце и легкие.

Луи рухнул как подкошенный, вот только на этот раз Томас увернулся, позволив телу плюхнуться лицом в слякоть. И последний выдох забулькал кровью на вытоптанную траву.

Цирюльники резали, сшивали и латали раненых. Блэкстоуну казалось, что их руки пролили больше крови, чем враг. Взяв клещи, он перекусил болт чуть пониже оперения, жалея, что с ними нет монастырского врачевателя брата Симона. Его уход за недужными и ранеными скорее удержит человека на сем свете, нежели исторгнет на тот. Цирюльник удалил болт с помощью ложки для извлечения стрел и приготовил железо для прижигания.

– Пусть кровь течет, – настоял Блэкстоун.

Еще один урок старого монаха: прежде чем закрыть рану, дай крови вытечь, унося с собой все нечистоты. Наконец они вонзили в рану иглу из стальной проволоки с пропущенной в ушко жилой. Гайар принес мешок, висевший на луке его седла, и вручил Блэкстоуну глиняный горшочек, запечатанный воском, приготовленный старым монахом. Бальзам лимонного цвета благоухал свежестью, целительной уже сама по себе. Томас нанес его на свою рану и проследил, чтобы и остальные помазали свои ранения. Его с отрядом продержали в городских стенах две недели, обеспечив уход и пропитание. Несмотря на свои раны, они сами похоронили погибших, не доверив этого чужакам, которые просто побросали бы трупы в ямы.

Мэтью Хамптон заслонил собой Блэкстоуна от арбалетчиков, и теперь английский ветеран-лучник упокоился в земле. Были произнесены молитвы, розданы благословения, а потом Томас прошел среди оставшихся в живых. Они отделались легко, но потеря двух лучников была для Блэкстоуна тяжелой утратой. Впрочем, он понимал, что со временем придут другие.

– Талпен был добрый солдат, – сказал Мёлон, баюкая порезанную руку. – Но все ж лучше он, чем я, вот как я разумею. Однако, чаю, вы огневали своего английского принца, господин Томас. Он-то рассчитывал сохранить французских вожаков в живых.

– В тот момент мне было не до него, – ответил Томас.

Блэкстоун потерял пятнадцать из своих семидесяти пяти человек, и еще дюжина получили ранения, считая и его самого. Настало время вознести молитвы и благодарности, и он преклонил колени вместе со своей ротой перед могилами. В сердце его отведен безрадостный уголок для солатников, полегших на полях сражений Франции, и память о них никогда его не покинет.