София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Екатерина сильно сожалела, что в такое тяжелое для князя время, ее нет рядом с ним: она бы уж сумела поднять его! Не было бы Платона, она б сама поехала к князю в Бессарабию. Екатерина тяжело вздыхала, беспокойство не проходило. Или все бросить и ехать? Она не вставала из-за стола, обдумывая, что же сделать для него, дабы он скорей выздоровел? И скоро ли она его увидит? Екатерина все еще не допускала мысли, что он умрет. Она уж была наказана Богом смертью Орлова, пуще всего — смертью Ланского, ей оное хватило выше крыши. Смерть мужа она не перенесет! Не может такового статься, чтобы Всевышний наказал ее в третий раз подобным образом. В голову приходили воспоминания прежних лет. Какое счастье, что он встретился на ее пути и прошел с ней большой отрезок жизни. Как же серо было бы без него! И дай Бог, чтоб он ее пережил на многие лета! Записки императрицы:

Я всекрайне обеспокоена: Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический гораздо не может.

Императрица токмо распрощалась со своим маленьким любимцем — Сашей Рибопьером. Она вошла в свою половину покоев нарядная и веселая.

— Ужо вы так, голубушка-государыня, привязались к этому маленькому кавалеру, — стала журить ей Перекусихина, — что и времени у вас нет с нами поговорить.

На что государыня, усаживаясь в кресло, ответствовала:

— Я с ним, Саввишна, отдыхаю, понеже, поверь, одно удовольствие с ним разговаривать.

— И об чем можно толико долго толковать с дитем, — ревниво испрашивала Королева.

Екатерина, благодушно взглянув на своих подруг, ответствовала:

— Вообразите, — обо всем! Сегодни говорили об лошадках, зиме, дальней дороге. И я даже вырезала для него сани с лошадками и кучером. Рисовал их он сам, такой талантливый мальчик! Как он был счастлив новой игрушке!

Перекусихина поближе подошедши к Екатерине, растерянно испросила:

— А где вторая тесемка от воротничка? Утром она была на месте, сама видела.

Екатерина засмеялась:

— Эко ты приметливая, Саввишна! Я ее оторвала, как раз для вожжей, понеже не было под рукой веревочки. А лошадке для кучера надобны были вожжи.

— А за маленьким портретом вашим вы присылали тоже для Саши? — испросила Королева, косясь на Перекусихину. — Он попросил?

Екатерина, улыбаясь, как бы сама себе, охотно поведала:

— Он никогда ничего у меня не просит. Это я полюбопыствовала, есть ли у него мой портрет. Он ответствовал, что нет. Тогда я ему и говорю: «А ты еще уверяешь, что меня любишь». А Сашенька мне в ответ: «Маменька мне не дала». Потом подумал немного и добавил: «В Большой гостиной у нас есть ваш портрет».

Перекусихина покачала головой:

— Каковой умный ребятенок!

Екатерина согласно и радостно кивнула:

— А я ему говорю, дескать, знаю про тот портрет, но он не твой. Поелику я подарю тебе другой, поменьше. Засим я послала Зотова в Эрмитаж, но там не оказалось маленьких портретов. Тогда я послала, Марья Саввишна, к тебе уступить один.

Екатерина извинительно посмотрела на Перекусихину, коя замахала руками:

— Бог с вами, голубушка, Екатерина Алексеевна! На здоровье, на память, конечно, ребятенку надобно.

Екатерина, улыбнувшись, продолжила:

— Так вот слушайте, что далее было. Он с восторгом принял подарок и, уезжая, положил портрет на заднее сидение, а сам уселся напередок, со словами, кои передал мне Зотов: «Я еду в карете не один, а с государыней». Таковой гордый оным!

Протасова заметила:

— Портрет-то не простой. Внизу тамо написаны стихи де Сегюра в вашу честь.

Перекусихина напомнила:

— Он написан в Киеве Иваном Шебановым, крепостным князя Таврического.

Протасова полюбопытствовала:

— А что же другой мальчонка, ровесник Саши, Валентин Эстергази, сынок посланника французкских принцев? Вы с ним не очень-то возитесь. А он таковой милашка лицом.

Екатерина, выдержав паузу, ответствовала:

— Его любит Платон Александрович. А мне с ним не так интересно. Валентин разговаривает со мной заученными от родителей словами, поелику нет у него непринужденности Сашеньки. Сегодни маленький Рибопьер рассказывал мне, что намедни наелся пироженных, и ему стало тошно. Увидев оное, мои внуки подбежали к нему. Неугомонный Константин схватил его за плечи и стал толкать под стол.

Обе подруги округлили глаза. Екатерина недовольно кивнула: дескать, да, сие — худой поступок внука.

— Но мой Александр Павлович сумел отбить его у брата и дал маленькому Рибопьеру стакан воды. И что мне делать с Константином? — обратилась Екатерина к своим фрейлинам. — Его никакие увещевания не берут, токмо устрашения…

Далее подруги долго обсуждали поведение Великого князя Константина и, как бороться с его своеволием.

Записки императрицы:

Как был обрадован маленький Александр Рибопьер игрушкой, кою я ему подарила: это механическая игрушка, когда ее заводишь, то олень бегает, собаки лают и гонятся за ним, егеря скачут на лошадях, один из них трубит в рог. Толико было восторга и благодарности от малыша! С ним весьма интересно разговаривать: в семь лет он весьма толковый мальчик. Маленький Рибопьер весьма откровенен и непринужден, ничего не трогает и не просит. Совсем не таков его однолетка Валентин Эстергази. Сегодни я пригласила Александра в Эрмитаж.

После своего дня рождения Григорий Александрович проснулся с тяжелой одышкой. Поднялась температура. Пока адъютанты и доктора решали, что делать, Светлейший князь Потемкин написал свое последнее собственноручное письмо государыне:

«Матушка Всемилостивейшая Государыня!

В теперешнем болезнию изнуренном состоянии моем молю Всевышнего да сохранит драгоценное здравие твое, и повергаюсь к освященным Вашим стопам

Вашего Императорского Величества

вернейший и благодарнейший подданный

Князь Потемкин Таврический

Матушка, ох как болен».

Написав сии строчки, он перестал узнавать окружающих, а засим потерял сознание. В течение девяти часов врачи не находили пульса. В середине следующего дня, очнувшись, он увидел у постели своего друга, генерал-маиора Михаила Леонтьевича Фалеева, токмо приехавшего, из любезного им обоим, города Николаева. Несмотря на сильные боли, князь все же был весьма рад послушать рассказ Фалеева о строящемся Николаеве. Они проговорили весь день, и Потемкину страстно захотелось увидеть свой любимый Николаев. Он настойчиво потребовал отвезти его туда. Выезд назначили на следующее утро. Проведя бессонную ночь, он поминутно спрашивал который час и все ли готово. Желая оттянуть отъезд, ему отвечали, что нет лошадей, дескать, их отправили на водопой. Князь понял, что его обманывают и рано утром, несмотря на сильный туман, он объявил, что пора отправляться. Его положили в кресло и перенесли в большую шестиместную карету. Он продиктовал Василию Попову последнее письмо Екатерине: