Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга I

Под звуки фанфар на поле выехал пышный кортеж. Царь Георгий занял свое место рядом с юной соправительницей. По знаку распорядителя скачек наездники выстроились в ряд перед помостом, оглаживая скакунов. За царскими сиденьями полукругом стояла блистательная свита сановников и придворных. На целую голову над присутствующей знатью возвышался огромный владетель Сомхити, дружески беседовавший с амирспасаларом Хубасаром и стариком Торели.

Загремели трубы. Наездники, сорвавшись с места, помчались по полю и вскоре исчезли за холмами. По толпе прошел гул. Все смолкли, впившись глазами в даль. На равнине показалось облако пыли, затем стали видны скачущие во весь опор всадники. Впереди на золотистом скакуне летел княжич Иванэ. Отстав на несколько корпусов, скакал за ним крупный вороной жеребец молодого князя Сурамели. По всему полю растянулась длинная цепочка остальных наездников. Неистовыми кликами и подбадривающими возгласами встретила многотысячная толпа мчавшихся соперников. Заметив, что расстояние между ним и князем Сурамели сокращается, Иванэ в первый раз в жизни оскорбил благородного скакуна ударом плети. Распластавшись птицей, вытянув маленькую голову, молнией вынесся вперед золотистый аргамак и под оглушительный рев толпы грудью оборвал натянутую алую ленту.

С трудом остановил Иванэ разъяренного скакуна, который грыз покрытые клочьями пены удила и поднимался на дыбы. По полю уже бежали конюхи. Выхватив у подручного попону, Самвел бережно закутал потного скакуна и стал шагом водить его по полю.

Снова загремели трубы, вызывая к царскому помосту победителя скачек. К Иванэ подошел старший брат и, любовно обняв, повел получать заслуженную награду. Сзади шел конюший Самвел, горделиво ведя под уздцы красавца скакуна. По полю прокатились приветственные крики зрителей: «Ваша! Ваша!» Фанфары заиграли встречу, и юный победитель предстал перед царем.

Царь Георгий поздравил княжича и, взяв из рук амирэджиби [78] Амирэджиби — церемониймейстер (груз.) . кинжал в ножнах из слоновой кости с золотой инкрустацией и такую же саблю, собственноручно вручил памятный подарок Иванэ со следующими словами:

— Славное будущее ожидает тебя, юноша, если будешь всегда побеждать в честном соревновании! Как звать тебя и какого ты рода?

— Великий государь, я Иванэ — сын эристава Сомхити князя Саргиса, а это — мой старший брат Закарэ! — с поклоном ответил сияющий Иванэ.

— А, Мхаргрдзели… известный род! — благосклонно кивнул Георгий.

Придворные теснились вокруг парона Саргиса, жали ему руки, вслух восхищаясь статными юношами. Хубасар, хлопнув по плечу, сказал добродушно:

— Славные сыновья у тебя растут, князь Саргис. Один лучше другого! Уступил бы хоть одного мне, а?

Лорийский эристав счастливо крутил каштановый ус, в котором уже сильно пробивалась седина, учтиво благодарил. Через толпу придворных к нему пробирался амирэджиби, издали крича:

— Патроно Саргис, пожалуйте! Государь зовет к себе, лично хочет поздравить с победой сына. Пожалуйте…

Готовясь наградить победителя золотым венком, Тамар внимательно вгляделась в рослых юношей, стоявших перед ее отцом. В одном из них соправительница узнала собеседника на горной площадке у монастыря Джвари накануне коронации. Но только теперь услышала она его имя и запомнила. На мгновение скрестились взоры Тамар и княжича Захария… Но уже стоял в почтительной позе перед ней победитель скачек, и амираджиби протягивал ей для вручения золотой венок. С принужденной улыбкой чуть угловатым от непривычки движением Тамар увенчала чело победителя и, подумав, протянула руку для поцелуя… Захарий, потупив глаза, отошел в сторону. Раскрасневшись от гордости, парон Саргис стоял около царя, который милостиво беседовал с ним, как бы предавая забвению прошлое.

Несмотря на настояния мужа, княгиня Саакдухт все откладывала свой переезд из Хожорни. Угрюмый Дорийский замок, полный кровавых воспоминаний о долгой осаде и о гибели рода Орбели, отпугивал чувствительную женщину. При ней оставались дочери — Нурджис и малютка Вананэ. Изредка приезжали навестить сыновья и старшая замужняя дочь из Содка.

С княжеской семьей в Хожорни продолжал проживать и духовник отец Мхитар. Доведя до конца учение княжичей, Гош работал над «Судебником». В свободное время вардапет занимался с детьми замковых служителей, из которых наиболее способным оказался сын княжеского казначея — Исраэл. Кроме того, изучив в Киликии гармонию и нотопись, Мхитар Гош с благолепием руководил церковным хором. Прослышав о прекрасном пении, в Хожорни стали прибывать церковные регенты для ознакомления с нотным письмом и законами божественной гармонии. А по вечерам, отдыхая от ученых трудов, почтенный вардапет сидел у камина около княгини Саакдухт, любуясь работой ее дочерей над алтарным покровом из тяжелого шелка, замысловато вышитого в многих красках сценами из Святого Писания. Глядя на произведение искусных женских рук, Гош мысленно воздавал хвалу Господу Богу, наделившему женщин чудесным умением украшать ткани, как об этом говорится в книге Иова. Преподобный отец любовался и чудным ликом Нурджис, с огромными глазами, прикрытыми полукружьями мохнатых ресниц.

С негодованием вспоминал вардапет о происшествии в храме, где настоятельствовал тер-Егише. В воскресный день княжеская семья — сестры с братом Иванэ — спустилась в сельскую церковь на богослужение. Во время чтения Святых апостолов суровый иерей заметил неподобающее: когда Нурджис откинула тяжелое шелковое покрывало, все присутствующие молодые рыцари стали неотрывно глядеть на прелестный девичий лик, уже не внимая божественным словесам. Оборвав чтение Евангелия, тер-Егише загремел на весь храм:

— Княжна, прикрой свой лик покрывалом! И не отвлекай земной красой моих прихожан от службы Господней…

Смутилась Нурджис от окрика священника и тотчас покинула храм. Вспыльчивый княжич схватился было за саблю, едва удержали его вассалы-старики… Но с тех пор стало все бледнеть прекрасное лицо Нурджис, и обеспокоенной родительнице пришлось выписать искусного лекаря-сирийца из Тбилиси…

«Нет, неправ, неправ отец Егише… — с осуждением шептал преподобный Мхитар. — Красота великая Нурджис — от Господа Бога дана, для вящего его возвеличения…» Размышления Гоша прервались — он уловил слезы на глазах хозяйки замка. Неотрывно глядела высокородная Саакдухт на своих дочерей, и такая тоска читалась в еще прекрасных ее глазах, что вардапет не выдержал:

— Как можешь грустью гневить Всевышнего, княгиня? Почто плачешь, взирая на дщерь-красавицу? А быть может, тревожит тебя судьба старшей дочери Доп? — прошептал духовник.