Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

— Тогда я прошу обождать шесть месяцев…

— Пусть будет так! Сэньцзу не станет тосковать, он пока будет заходить к другим женам.

Си-цзюнь надеялась, что после смерти хуньмо, ждать которой оставалось недолго, она вернется домой. Все это время она мечтала о садах на берегу любимой Желтой реки, даже во сне летала гусем в Чанъань. А муж для нее там найдется из достойных! Она сама сможет выбрать его тайком из придворных сановников.

Си-цзюнь начертила на шелке иероглифы и отправила свиток Сыну Неба, своему родственнику: «Я ведь жена хуньмо, как я могу выйти замуж за его внука?!» Но У-ди был непреклонен.

Прошли выпрошенные у хуньмо шесть месяцев. После первой же ночи, которую молодой коренастый Сэньцзу провел на ее ложе, Си-цзюнь перестала тосковать и во сне уже не летала белым гусем в Чанъань.

А старый хуньмо, уладив дело о ханьской царевной, послал тайком от ханьцев посольство к хуннам с просьбой отдать ему в жены одну из дочерей шаньюя. Обеспокоенный сближением усуней с Хань, шаньюй в то время тайно готовился напасть на них. Но, выслушав посла хуньмо, он изменил свои намерения и охотно согласился отдать хуннскую царевну старому хитрецу. В Чигу прибыла хуннская красавица с румянцем во всю щеку, в конных состязаниях оставляющая позади даже лихих всадников.

Старец хуньмо тут же определил хуннскую царевну в жены своему среднему сыну — Далу. В конце погони за невестой, разыгранной по обычаю кочевников, Далу догнал мчащуюся верхом хуннскую царевну и снял ее с седла. Под одобрительные выкрики столпившегося народа он отнес ее на руках в убранную по-свадебному юрту и опустил на брачное ложе.

На большом совете, где собрались главы племен и родов усуней, хуньмо объявил хуннскую невестку старшей, а ханьскую — младшей царевной. Скрепив союз с родственным пародом — хуннами, усуни вроде бы поладили и с ханьцами. Надолго ли это — покажет будущее.

На юго-востоке от Чанъани, за городской стеной, насыпан холм. На нем величаво возвышается жертвенник — храм с трехъярусной крышей, посвященный Тай-и — духу Великого Единого. Внизу кольцом расположились жертвенники, посвященные пяти легендарным императорам: на юго-востоке — Хуан-ди, Желтому императору; на востоке — Цин-ди, Синему императору; на западе — Бай-ди, Белому императору; на юге — Чи-ди, Красному императору; на севере — Хэй-ди, Черному императору.

Вокруг священного холма стоят ланчжуны — телохранители. Внутри храма заняли места по своим чинам и должностям высшие сановники. Они стоят со сложенными на груди руками. Каждый старается не делать лишних движений, не шевелиться вообще. Тайчжу — главный жрец Куань Шу, облаченный в темно-красное расшитое одеяние, управляет ритуалом жертвоприношения. Старческое, морщинистое лицо его сурово-величаво. У-ди в желтом одеянии сидит на низком мягком троне лицом к югу. Сановники стоят напротив императора, склонив головы, лицом к северу. Так принято в Поднебесной: государь сидит лицом к югу, а подданные стоят перед ним лицом к северу, подчеркивая этим свою покорность Сыну Неба.

Привели специально откормленного яка. Зазвучали двадцатипятиструнные и двадцатитрехструпные лютни — кун-хоу, названные так по имени изобретателя Хоу и места изобретения Кун. Под их тягучую мелодию кровь забитого быка медленно потекла в жертвенные чаши. Рядом с ними стояли сосуды со сладкими винами, блюда с финиками и сушеным мясом.

Смолкла музыка. Замерли люди. У-ди со сложенными на груди руками начал молитву:

— Вначале Небо пожаловало императору драгоценный треножник. Мы хорошо знаем, что этот треножник принадлежал великому Хуан-ди. Священный треножник означает единство Неба, Земли и Человека. Мы также знаем, что этот треножник появляется лишь тогда, когда Небо считает сидящего на троне императора справедливым. Я, владыка-император, благоговейно склоняюсь в почтительном поклоне перед Небом!

Дальше молитва произносилась шепотом. Сановники не слышали ее. И только в конце У-ди повысил голос:

— Умоляем Тай-и ниспослать нам удачу в расширении Чжунго до пределов Большой Поднебесной!

По знаку Куань Шу вновь заиграла музыка. Разноголосая молитва с просьбой ниспослать удачу Сыну Неба в его великих деяниях, сливаясь с мелодией, устремлялась вверх, к небу. По окончании жертвоприношения остатки жертвенного мяса сожгли.

В последующие дни, одеваясь в соответствии с цветом, присущим каждому из почитаемых императоров, совершили жертвоприношения на жертвенниках, построенных в их честь.

А в это время тысячи рабов в уезде Фэньинь и в соседних провинциях уже приступили к расчистке дорог, спешно приводили в надлежащий порядок дворцы и башни, а также жертвенники духам в горах. По всему было заметно, что Сын Неба вскоре прибудет сюда.

Начальник царского выезда лично осмотрел главные восточные ворота Чанъани, откуда должен будет выехать Сын Неба. Конные телохранители день и ночь объезжали прилегающие улочки и переулки, дабы не осмелились скрыться там разного рода злоумышленники. Чжундафулин — начальник дворцовой стражи и охраны вместе с ланчжунлином — начальником охраны внутренних дворцовых ворот не забывали проверять, как несут службу шэнбины и тайные стражники.

Через два десятка дней [73] Счет дням шел декадами, а не недолями. после жертвоприношений по мощенной обожженными глиняными плитами улице, политой за ночь из тысяч деревянных ведер, рано утром в сторону главных восточных ворот проследовала в окружении конных телохранителей колесница с желтым пологом — хуанъуцзюй, обтянутая сверху желтой тканью. На левом дышле колесницы был укреплен бунчук из перьев и лошадиных хвостов — символ власти Сына Неба. Хуанъуцзюй — единственная во всей Поднебесной, никто, кроме императора, не может ездить в ней! При виде ее все склоняются до земли. Вряд ли найдется во всей обширной Поднебесной хоть один человек из простого народа, которому удалось толком разглядеть эту лучезарную колесницу.

Выехав за ворота, желтая колесница помчалась по дороге, извивающейся меж зеленых посевов. Впереди и по сторонам мелькали светло-бурые, выгоревшие за лето холмы. У-ди про себя заметил: белые зимой, сопки весной приобрели зеленый цвет, к лету пожелтели, а теперь стали светло-бурыми…

Смена окраски холмов в течение года напомнила ему о значении смены цветов в Поднебесной. Белый цвет ценился выше всех, когда в свою колесницу — вэньлянцзюй, — предназначенную для дальних поездок, Цинь Ши хуанди запрягал шестерку белых коней. Император скончался вдали от столицы, его тело привезли в этой колеснице. С того времени вэньлянцзюй стала использоваться только как погребальная колесница и белый цвет стал считаться траурным. «Правители Цинь, — размышлял У-ди, — вели свой род от Белого императора и приносили жертвы духу Бэйдоу — созвездия Северного ковша. Дух Бэйдоу владычествует над смертью. Превращение белого цвета в траурный было плохим предзнаменованием для Дома Цинь. Их владычество вскоре рухнуло.