Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

— Муж мой еще до свадьбы опасался за себя. Он в Эрши отказался отдать своего аргамака послам какой-то страны…

— Цинь, наверное? — насторожился Бургут.

— Кажется, он говорил так… Да, Цинь. Какой-то бок грозил ему: «И коня отдашь, и умрешь!» Вот и случилась беда!

— Братца Камчи, — скороговоркой добавил Рахшанак, — схватили в ночь свадьбы, как только привели его в юрту невесты. И… и… — Рахшанак стеснялся сказать, что Камчи даже не успел ее поцеловать.

Ботакуз, смутившись, опустила голову. «Опять эти чинжины, — с гневом подумал Бургут. — Что им надо в Давани?» Справившись с собой, он решительно произнес:

— Сейчас же едем! Мы освободим твоего мужа! Умру, но сделаю это! Он пострадал из-за меня!

Оставив ночных путников одних, хозяева покинули юрту. Из их торопливого разговора можно было понять, что они спешат до рассвета покинуть свое убежище. А дальше, на многолюдных дорогах, едва ли кто-нибудь догадается, что это разбойники.

— Братец Камчи зря посмеивался надо мной, когда я говорил, что тоже буду разбойником. Видите, какие они добрые люди!

— Не все хорошие. Это атаман их добрый.

Молодой парень внес в юрту вареное мясо в медной чаше и кумач — испеченный в золе хлеб, поставил и молча вышел. Вернулся атаман. Ботакуз и Рахшанак то ли от испуга, то ли из уважения к нему невольно поднялись с места.

— Сядьте! Перед дорогой надо поесть. Паренек, ты проголодался, наверное? — ласково спросил Бургут и сел возле Рахшанака. — Ты хочешь быть разбойником?

— Еще бы!

— Не так просто стать разбойником. Меня тоже разлучили с невестой. Ее ввали Литуккан. Она была очень похожа на твою сестру.

— И вы очень похожи на братца Камчи!

— Ее убили. Заставили убить себя. И вот тогда я стал разбойником.

Люди Бургута сообщили, что все готово. Ватага тронулась в путь, когда еще не погасло на небе созвездие Семи Разбойников [108] Так в Средней Азии называют Большую Медведицу. .

Теперь, на рассвете, когда вместе с разбойниками они добрались до брода, Ботакуз и Рахшанак убедились в том, что ночью они действительно заблудились и, направившись в противоположную сторону, попали в урочище Тунгузтукай.

На четвертый день пути разбойники достигли отрогов гор, где находился рудник. Под видом чабанов они подъехали к ущелью Тангибаши. Рахшанак объяснил, где расположены землянки заключенных и посты охраны. Сам он смело пошел к руднику, как будто снова хотел вернуться к своим обязанностям помощника истопника. Ему было велено передать узникам, чтобы те, когда разбойники нападут на ясаулов, вскочили на их коней и стремглав скакали прочь, пока не подоспела подмога из Канда.

В полночь разбойники пробрались к землянкам. Но ни ясаулов, ни собак — никого не было. Бургут вынужден был осторожно окликнуть:

— Камчи, Рахшанак, где вы?!

Из дыры, служащей входом в землянку, опираясь на палку, высунулся человек.

— Вы за теми?

— Где Камчи, Рахшанак?

— Камчи вчера уехал. Рахшанака убили. Не задерживайтесь, уходите побыстрее. Вот-вот подъедут ясаулы из Канда. Туда послан гонец.

— Правду говоришь? — угрожающе спросил Бургут.

— Правду. Камчи увел его отец. Рахшанак, не выдержав пытки, сказал о вашем приезде…

— Где остальные узники?

— Их не вывели на ночь из подземелья, вход усиленно охраняется. Идти туда бесполезно. Все равно никого не спасете.

— Кто еще в землянках?

— Кое-где один-два больных, поднять их невозможно, да и незачем. Вот я еле хожу.

— Где вход в ущелье?

— Там, наверху.

Разбойники кинулись туда. В них полетели стрелы. Один из нападающих был ранен. Двоих ясаулов, охранявших подступы к входу в ущелье, разбойники убили. Убедились, что больной старик говорил правду. Посадив его на коня, разбойники рысью умчались в горы.

На следующий день старик, спасенный разбойниками, рассказал, что случилось на руднике. Отец Камчи добрался до Эрши и узнал, куда отправлен его сын. В Канде он сумел договориться со старшим ясаулом рудника, отдал ему серебро и своего аргамака, и старший ясаул тайком отпустил Камчи домой. Тот надеялся застать Рахшанака там, у своих юрт.

— Камчи обещал зайти и ко мне домой, чтоб и мои родные спасли меня, — сказал в конце старик. — Я был старшим в землянке, и Камчи знал, что я осужден без вины.

Старый узник сказал не всю правду. Рахшанака после пыток и избиений отправили в третий, самый глубокий проход подземелья. Оттуда еще никто не выходил живым. Хотя Рахшанак пока еще жив, но он обречен и спасти его невозможно. Потому старик и сказал коротко: «Рахшанак убит!»

Ботакуз без конца оплакивала Рахшанака.

— Сестричка! Перестань! Твой плач разрывает мне сердце! — умоляющим голосом попросил ее Бургут.

«Удивительно, как он стал разбойником с такой чувствительной душой», — подумала Ботакуз, вытирая слезы.

Доехав до брода, откуда надо было сворачивать в урочище Тунгузтукай, Бургут велел одному из разбойников:

— Отвези сестричку к ее юрте. Пусть с тобой поедет и этот узник. Если мужа сестрички там нет, приведешь старика обратно. Он дорого заплатит за свою ложь!

Ясаулбеги Кундузбек докладывал ихшиду о нападении на рудник:

— Несколько разбойников, которых мы еще не успели поймать, попытались спасти своих друзей из подземелья. Ясаулы прогнали их. Лишь одного больного узника им удалось увезти с собой. Как только тот добрался к себе домой и обнял своих щенят, его изловили, как скорпиона, вернули на рудник и заточили в нижний ярус подземелья. У всех выходов поставили дополнительную охрану.

— Случись такое до отъезда ханьских послов, они усомнились бы в безопасности торговли с нами из-за разбоя на дорогах, — мрачно заметил ихшид.

Сын Неба с большими почестями принял доселе никому не известного Чэ Лина, назначенного послом в Давань. Вельможи, затаив обиду, удивлялись, почему безродному выскочке уделяется такое внимание. За столом императора Чэ Лин сидел рядом с Чжан Цянем и свободно разговаривал с чэнсяном Гун-сунь Хэ. У-ди, казалось, не замечал его развязности. «Если бы кто-то другой позволил себе такое, — думали вельможи, — его голова тут же слетела бы с плеч».

После угощения Сын Неба снизошел до того, что сам обратился к Чэ Липу.

— Сможешь ли ты испытать, смел или труслив правитель Давани? — спросил он.

— Для меня это не составит труда! — ответил Чэ Лип, уже всерьез считавший себя одним из приближенных императора.

У-ди многозначительно посмотрел на Чжан Цяня, а тот еле заметно улыбнулся. Чжан увел Чэ Лина к себе и принялся втолковывать ему, как вести себя в Давани.