Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

А вот наблюдения Врангеля в месяцы командования кавалерийской дивизией на Северном Кавказе.

«Заречные аулы жестоко пострадали от большевиков, некоторые… выжжены до тла, много черкесов расстреляно и замучено. В одном… несколько десятков черкесов были живьем закопаны…»

Во всех кубанских станицах красные прежде всего расстреливали стариков — это были носители казацких традиций. Проще всего традиции похоронить вместе с людьми. Зверски обходились с казачками. Их насиловали, позорили, возили в обозах, после пристреливали.

«Почти все солдаты красной армии имели при себе значительные суммы денег, в обозах красных войск можно было найти все, начиная от мыла, табака, спичек и кончая собольими шубами, хрустальной посудой, пианино и граммофонами. В этот первый период гражданской войны, где одна сторона (белая. — Ю. В.) дралась за свое существование, а в рядах другой было исключительно все то смутное, что всплыло на поверхность в период разложения старой армии, где страсти с обеих сторон еще не успели утихнуть и озлобление достигало крайних пределов, о соблюдении законов войны думать не приходилось. Красные безжалостно расстреливали наших пленных, добивали раненых, брали заложников, насиловали, грабили и жгли станицы. Наши части со своей стороны, имея неприятеля и впереди и сзади, будучи ежедневно свидетелями безжалостной жестокости врага, не давали противнику пощады. Пленных не брали. Живя исключительно местными средствами, имея недостаток во всем и не получая казенных отпусков (то есть не получая снабжения. — Ю. В.), части невольно смотрели на военную добычу как на собственное добро. Бороться с этим, повторяю, в первый период было почти невозможно (а это восстанавливало население против. — Ю. В.). Я старался лишь не допустить произвола и возможно правильнее распределить между частями военную добычу. Впоследствии я добился, что захваченные у пленных деньги и все попавшее в руки войсковой части имущество распределялись между казаками особыми комиссиями… а все имевшее исключительно боевое значение передавалось в дивизионное интендантство…»

Врангель отмечает отсутствие тыла у белой армии (в первую половину борьбы). Никаких запасов имущества и боеприпасов не было. «Снабжение огнестрельными припасами, как и во всей Добровольческой Армии, производилось исключительно за счет противника…»

Но это все впереди, а пока офицеры, юнкера, кадеты и горстка верных солдат пробиваются к Екатеринодару.

14 марта кубанцы покидают Екатеринодар. В столице казачества — советская власть. Это удар! С кем теперь соединяться добровольцам?..

Из Новороссийска красные матросы подвезли тяжелую морскую артиллерию. Город опоясывают траншеи. Не отдых и пополнения ждут добровольцев, а снаряды, пули и штыки.

Красная правда и белая правда.

24 марта соединяются отряды добровольцев и белоказаков. Теснят их со всех сторон, шибко пускают кровь, норовят извести на корню заразу контрреволюции. От Ленина приказ — всех положить в землю, не дать разрастись мятежу.

Белые только грудятся. Не отлежаться, не уйти: нет тыла — кругом смерть.

Корнилов диктует приказ: штурмовать город!

Будущей армии нужна настоящая база. Без нее как начинать освоение России? И потом… из всех углов, самых паршивых уездов и волостей смотрят — а как у белых?..

Надо победить, победа собирает под знамена людей.

На штурм, господа!

13 апреля в многодневном штурме Корнилов убит: разрыв снаряда впритык с домом, где он принимает доклады… Его выносят на воздух: гибель мгновенная, а на теле — ни ран, ни даже царапины. В неполные 48 лет оборвала смерть полет генерала к славе и возрождению любимой России. Одногодок Ленина, он прожил на шесть лет меньше. Красная правда, правда Ленина, перешибла белую… Ой ли?..

Свято верил в свою звезду Лавр Георгиевич. Да, видать, закатил ее Господь Бог. Нет ему дела до белой правды и какого-то Корнилова. Метет он дорогу перед Лениным, красными…

А Лавр Георгиевич понадеялся — и шагнул… в пустоту…

Да кому же ты святишь дороги, Создатель?!

Огненным Крестом — жар схождения двух правд. Одна часть народа сживает со свету другую, и нет между ними примирения. И не будет.

Алексеев пятится с Добровольческой Армией к Дону. Престарелый генерал не дал рассыпаться армии. Его имя свято для каждого русского офицера. Генерал Корнилов зарыт. Никто не знает где — это приказ Алексеева. Чтоб не надругались… Жирной кубанской землей завалили генерала — не встать, не увидеть небо, не позвать за собой друзей-воинов… Очень много земли на груди генерала, а он верил в свою звезду и Россию…

Армия наполовину изранена, истреблена, рассеяна. Полковник Дроздовский более чем кстати со своими офицерами: достойное восполнение потерь. Если бы Бог еще одарил такими вот отрядами — развернулась бы армия. Но вскоре восстание донского казачества даст ошеломляющую мощь белому движению, казалось бы обреченному и бесплодному в самом зародыше.

Восточный фронт, то есть урало-сибирская контрреволюция, на полтора года прикует силы молодой Республики Советов. Под прикрытием этой грозной контрреволюции, воплощаемой звонко-торжественным именем адмирала Колчака, взматереет и превратится в смертную опасность южная контрреволюция во главе с Деникиным.

Над Югом России расправляется трехцветный стяг: бело-сине-красный.

Отче, помоги творить Твою волю!..

«Последнее дело на земле» — называет свои хлопоты по созданию Добровольческой Армии Алексеев.

Он заболевает воспалением легких. Сердце не выдерживает, и 8 октября все того же, 1918 г. Михаил Васильевич умирает, пережив Корнилова на неполных шесть месяцев. Был ему 61 год. Мера дела его исполнена, и душа чиста перед Богом.

Из интервью дочери генерала Алексеева Веры Михайловны журналу «Европа+Америка» (1991, № 2):

«Отец скончался 25 сентября 1918 г. (по старому стилю). Тогда все считали его стариком, а ведь ему исполнился только 61 год. Его изнурила война, колоссальная ответственность лежала на нем. Особенно тяжелым был 1915 год, когда немцы предприняли четыре страшнейших наступления и надо было спасать армию. Правда, Польшу пришлось почти всю оставить, но армия не была уничтожена, чего хотели добиться немцы. Отец ночами не спал, почти не ел, держался на одном черном кофе. И это окончательно подорвало его здоровье, у него открылась болезнь почек…

Сначала мы захоронили его в Екатеринодаре. А когда уезжали в Югославию, то с благословения владыки Антония вывезли тело отца в Белград. Мы очень боялись, что с ним сделают то же, что и с телом генерала Корнилова. Знаете, наверное, эту историю? После гибели Корнилова его тело хотели захоронить как полагается… но так получилось, что генерала пришлось похоронить в поле, и план этого места был зарисован. Кто-то из местных жителей выдал это место большевикам. Они выкопали тело Корнилова, привезли в Екатеринодар, издевались над ним, а потом то ли сожгли, то ли из пушки выстрелили… Поэтому мы увезли тело отца. В Белграде удалось купить могилу и поставить отцу памятник… Отцу сооружен еще один памятник — в Париже, на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Памятник алексеевцам и генералу Алексееву…»