Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

«В Екатеринодаре я стал издавать газету «Россия», — вспоминал Шульгин полвека спустя во Владимире. — Если память не изменяет, первый номер вышел пятнадцатого августа (1918 г. — Ю. В.)…

В свое время считался командующим генерал Алексеев, бывший главком всей царской армии (Алексеев был начальником штаба Верховного главнокомандующего, которым являлся сам император Николай Второй. — Ю. В.). Но он уже был стар и слаб, фактически командовал Деникин, у которого был начальником штаба Романовский, а вроде как бы правительством — генерал Драгомиров.

Все эти лица участвовали в этой беседе… со мной.

Совещание открыл генерал Алексеев:

— Мы желали бы поговорить с вами относительно газеты «Россия». Вот Антон Иванович скажет.

Он начал так:

— Мне кажется неподобающим общий тон газеты. Вы употребили слово «чернь» вместо слова «народ». Кроме того, вы очень выпячиваете монархизм. Конечно, много офицеров-монархистов. Но у вас выходит так, что единственная цель Добровольческой Армии — восстановление монархии. Это не так. Ваша газета названа «Россия». Это — правильное название. Попираемую Россию мы и хотим восстановить. А форма правления — это вопрос второго порядка.

Выслушав это, я ответил так:

— …Я приехал сюда исключительно с целью помогать Добровольческой Армии, ни в коем случае не мешать… Поэтому я устраняюсь… Я не буду делать скандала, я не стану закрывать только что открывшуюся газету, но я лично больше в ней писать не буду. Будут писать другие… которые не будут вам мешать, а будут помогать…

Наступила длительная и тяжелая пауза…

Деникин почувствовал, что сочувствие других генералов на моей стороне. Он махнул рукой и сказал:

— Пишите что хотите! Только вставьте на манжетке, что газета «Россия» — ваше независимое издание.

На этом совещание окончилось».

Белая армия. Алексеев, Колчак, Корнилов, Деникин, Врангель…

Красная армия. Троцкий, Фрунзе, Тухачевский, Егоров, Буденный, Думенко, Миронов, Сокольников, Якир…

Две армии одного народа.

Кто уходил в белые, как бы заявлял: «Я против свободы и счастья народа». Ведь Ленин и большевики провозгласили своей целью мир, свободу и счастье народа. Это сразу выводило белую армию в разряд коренных врагов трудового народа.

Зато белые объявляли красных изменниками, предавшими Отечество немцам (один Брестский мир чего стоит), и христопродавцами (что тоже имело основание).

И сошлись две армии одного народа в схватке — пощады не было никому. Сечь без пощады. И не свои против своих, а два разных мира — не ужиться одному с другим. Два народа в одном народе, но несоединимые. Один язык, одни лица, а совершенно чужие.

И сошлись в смертном бое.

Красные.

Белые.

Примирение между этими мирами (но частями целого) было невозможно — каждый владел какой-то частью общей правды, а вместе они соединиться не могли. Сначала должен изболеть народ. И возвыситься над злом — это и будет означать преодоление кризиса. А этот кризис на десятилетия, может, на века. Суть в народе, новой нравственности народа.

И сейчас это вроде бы давнишний кризис — все в той же критической точке, даже еще глубже ушел. Не изжито зло, но уже ясно обозначилось в сознании народа то, чего прежде не было: люди поняли (пусть робко), начинают понимать, смутно чувствовать, что нельзя без души. Выражением этого процесса и является возрождение интереса к религии, храмам и вообще милосердию, добру. Это еще очень слабое, почти неуловимое прозрение, первый слабый свет его — но это уже знамение начала этого процесса. Здоровые силы народа ищут самоисцеления и обращаются к Добру.

Это первый признак выздоровления. Все дело в том, хватит ли у народа душевных сил шагнуть из зла, которое ему нарекли в божество, а он принял его и поклонялся ему, дав болезни столь глубоко, страшно глубоко проникнуть в свое тело.

Ведь суть не в том, как развивать промышленность и за кем будет земля (хотя это — вещественное выражение степени поражения заразой зла и ненависти, нетерпимости и себялюбия), а в том, насколько народ проникся отрицанием насилия, изживанием в себе демона насилия, отторжением зла. Только в осознании этих истин, осознании сердцем, душой, — выздоровление народа. Только здесь обновление.

Иначе не перешагнуть через распри, не быть народом.

Это внутренняя логика развития наций и народов. Или сойти с исторической сцены, упорно исповедуя зло, раствориться в вечном мире людей (тем и гасится зло — распадением сообщества зла). Или самим оставаться великой твердью, к которой пристают все потерпевшие крушения.

У Петра Николаевича Врангеля в воспоминаниях есть слова:

«Нужно сказать правду, что, за исключением социалистических элементов (это преимущественно большевики и левые эсеры. — Ю. В.), с одной стороны, и отдельных лиц, главным образом из военных (это прежде всего Корнилов, после Алексеев, Деникин, Колчак, Миллер, Юденич. — Ю. В.), — с другой, бездарность и безволие проявляло в равной мере все общество. Растерянность, безразличие, столь свойственные русским людям, неумение договориться и сорганизоваться, какое-то непонятное легкомыслие и болтливость наблюдались кругом. Все говорили о необходимости организоваться, все на словах конспирировали (то есть готовы были к образованию секретных и прочих организаций. — Ю. В.), но серьезной работы не было».

Однако полоса безволия русского общества внезапно оборвалась. Решимость небольшого количества военных родила вооруженный отпор захватчикам власти.

Во веки веков — Россия!

Родина под двуглавым византийским орлом!

К середине января 1918 г. отряды добровольцев под командованием Деникина выдвинуты за Таганрог. Необходимо прикрыть свою базу — Ростов. Они на месяц задерживают красных. Короткие жестокие бои без пленных.

Марина Деникина-Грей вспоминает об отце времен Ледяного похода, очевидно, по рассказам матери — молодой и верной подруги боевого генерала, обнажившего меч против едва ли не всей России, одурманенной ядом большевизма:

«…Грузноватый, лысый. Усы и бородка седоватые. Стального цвета глаза под густыми черными бровями. Он верит во Всевышнего, Родину и справедливость. Ему сорок шесть, и он всего как пять недель женат».

Любовь, кровь, ледяные могилы, казни, надежда, ненависть, штыковые атаки против своих же русских, нежность, объятия и безграничная вера в правоту белой идеи — все соединилось, слилось в один огненный поток дней и чувств.

Бред любви, дорогих прикосновений — и бред, крики искалеченных бойцов; смертные вопли пленных под саблями и прикладами — и ласки, надежда на жизнь и счастье высокого синего неба.

Вперед, господа!