Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Товарищ Чудновский аж расстегнул кожанку, но смолчал, только отвернулся к окну, запомнил предупреждение адмирала. Подоконник уперся Чудновскому едва ли не в плечи. Невольно сощурился: воздух пятнали крупные падалицы снега. От своего папаши Чудновский усвоил это прозвание снежных хлопьев, хотя падалицами называют опавшие на землю плоды.

Ветер далеко продувал сквозь щели. Языкастый, острый ветер. Самые ражие морозы по февралю. Колчак, Каппель, Сыровы, Семенов…

Волчком развернулся, подошел к столу — несподручен стол, не подлажен под рост. Положил на протоколы руку: на целый том натрусил разных слов Правитель — Петроград, Париж, Лондон, Токио, Северные Соединенные Штаты, Пекин, Сингапур, Мукден, Омск, Иркутск….

Александру Васильевичу казалось: закрой глаза — и сгинет весь этот кошмар. И все как прежде: и Рождество, и святки, огни по Невскому, Анна. И у людей лица, а не звериные рыла…

Добротными сведениями снабдил товарища Семена Янсон: 28 и 29 января Пятая армия жахнула по чехословацкому арьергарду. Бросили чехи в Нижнеудинске четыре бронепоезда и несколько эшелонов с имуществом — и ноги в руки! И полегло же их от мороза! Ширямов смеялся: как грибы собирай — столько их там…

Попутно занимает товарища Семена вопрос о мировой стачке как первом этапе мировой пролетарской революции: каждое утро нетерпеливо распахивает газеты — ну должен заявить о себе мировой пролетариат!

Самым драгоценным кладом носит в себе это зрелище гибнущего мира капитала. Безмолвствующие станки на всех континентах и островах, скажем таких, как Ньюфаундленд, — огромные пролеты цехов без людей. Прохладен, свежеват воздух: не греет его работа и запаренный дых людей — этой самой рабочей скотины при машинах.

А за воротами — митинги! Насколько хватает глаз — чернота промасленных спецовок, сжатые кулаки и решимость в глазах.

А уж как все остановится, замрет в мире, даже все пароходы встанут к причалам, — конец капиталу! Бери власть, трудовой человек!

И так близка, доступна эта победа над мировой буржуазией — от досады подмывало прокричать братьям по классу:

— Бросай работу, бастуй, братва!

Должны же понять, услышать! Ведь, почитай, никаких жертв и страданий — сразу за горло всю толстопузую сволочь!

Однако брал себя в руки товарищ Чудновский: невозможно еще такое счастье. Неграмотность, обман обездвиживают мировой пролетариат. Слеп и беспомощен он без своих рабочих партий. Маркс это первым вычислил и назвал коммунистические партии отцами и поводырями всех трудовых людей мира. А для единства воли, успешной борьбы должны партии быть связанными в единое целое через Коммунистический Интернационал, теперь уже третий по счету, поскольку второй, как, надо полагать, и первый, развратили и подкупили враги освобождения трудовых людей земли.

Александр Гаврилович Шляпников в большевизме, а он, по словам Н. Н. Суханова (Гиммера) [57] На петроградской квартире Суханова (Гиммера) проходило историческое заседание ЦК партии большевиков, которое приняло решение о незамедлительном восстании против Временного правительства. Сам Николай Николаевич был умерщвлен на Лубянке 29 июня 1940 г. И поделом: как смел верить в Плеханова, а не Ленина. , именно «большевик», и «фанатичный», являл нечто исключительное даже среди людей исключительных. Такие там не водились и водиться не могли. Весь строй Шляпникова не допускал членства в той жесткой партийной структуре. Он был самостоятелен, убеждения не складывал к стопам большинства, не молился на вождей-пророков: творил революцию для простых людей. Явление, так сказать, во всем чуждое для этой струи растворенных в общем деле душ и помыслов.

Именно поэтому в Советской исторической энциклопедии ни словечка об Александре Гавриловиче, а ведь он бывал и членом ЦК, и руководил Русским бюро ЦК партии. Держатели партийных билетов засидели память о нем — ну не значилось такого большевика ни в одной прописи, ну не состоял в партии с 1901 г., отродясь не был металлистом высшей квалификации, а уж первым председателем крупнейшего рабочего профсоюза дореволюционной России — и подавно. И что из опытнейших революционеров-подпольщиков — так одни слухи!..

Имелся в партии другой рабочий — его все знают — токарь Михаил Иванович Калинин. Ленин высмотрел Калинина и двинул в президенты на замену усопшему Свердлову. Рабочему государству — президент из рабочих. Это не было волей народа, так обдумал и постановил Ленин.

Нет, все не случайно в наших судьбах. Калинин «жевал солому» готовых резолюций, не сводил с вождей восторженных глаз, а Шляпников… Шляпников смел называть вещи своими именами.

Все на том же X съезде РКП(б) Александр Гаврилович не согласится с предложением Ленина использовать сторонников «Рабочей оппозиции» для борьбы против бюрократии.

«С бюрократизмом следует бороться, — возразит Александр Гаврилович с трибуны съезда, — не перемещением с одного стула на другой, а противопоставлением этой бюрократической системе особой системы».

Это все то, к чему мы пришли сейчас, в 90-х годах.

И это Александру Гавриловичу принадлежат слова, произнесенные еще при основоположнике:

«Мы стремимся к созданию на каждом заводе единого органа, который организовал бы производство и управлял бы заводом».

И это тоже то самое, чем мы занимаемся сейчас, через семьдесят лет, по-прежнему страдая.

26 июля 1921 г. Шляпников критикует некоторые постановления правительства на собрании коммунистов Московской электрической станции. Уже 9 августа на объединенном пленуме ЦК и ЦКК Ленин домогается исключения Шляпникова из партии. Не хватает сущего пустяка — одного голоса. Но выколотить этот один голос из своего «ленинского» ЦК главному вождю не удается.

22 февраля 1922 г. приносит Ленину еще один шляпниковский сюрприз: «Заявление двадцати двух». Заявление, безусловно, инициатива Шляпникова. О коммунистической партии Ленина этот документ заявляет однозначно:

«Такие методы работы (Ленина и его единомышленников. — Ю. В.) приводят к карьеризму, интриганству и лакейству…»

Для догматических схем Ленина это было неприемлемо, это уже означало размывание устоев идеологии.

Из заявления следует, что в партии нет подлинного единства (оно, конечно, имеется, но в сугубо ленинском понимании: «верхи спускают резолюции, низы безгласно принимают к исполнению»), нет рабочей самостоятельности; бюрократия давит всех, кто имеет смелость на свои выводы. Фактически идет борьба с «инакомыслием всеми средствами».

Такого рабочего руководителя Ленин терпеть в партии не мог, но… не хватало одного голоса…

Шляпников не был забыт Сталиным, тот обошелся «без одного голоса». Любовь Сталина к Ленину простиралась куда как дальше и глубже подобных мелочей.