Антуанетта Мэй - Жена Пилата, или Тайна прокуратора

— Я подумала, — сказала Иоанна, взяв меня за руку, — что сейчас, когда ваш муж заседает в суде, я могу здесь увидеть вас.

Я засмеялась:

— Вот уж с кем я не ожидала встретиться, так это с вами. Я полагала, что вы далеко отсюда. А Мириам тоже здесь?

— Нет, она с Иисусом у друзей в Бетани. Он просил некоторых из нас какое-то время самостоятельно нести людям его слово и показать пример служения ему.

— Вы проделываете свой путь одна?

— Нет, мой спутник — Симон, один из его учеников. — Она кивнула на человека в черном, стоявшего поодаль и пристально смотревшего на меня. Казалось, что его узкое лицо с резкими чертами исказилось от гнева.

— Почему он такой суровый? Какой пример он может показать?

— Он немного не такой, как все остальные, — согласилась Иоанна. — Его называют Симоном Зелотом. Сегодня он грустит о своем друге Варавве.

— Вы не боитесь странствовать с сикарием?

— Он уже не сикарий. И не каждый зелот — сикарий, но, конечно, все они — ревностные служители Яхве. Это и делает их зелотами. Они хотят прежде всего свободы. Чтобы больше не было никаких римских богов, никаких римских налогов.

— Вероятно, в Царстве небесном, о котором вы говорите, это возможно, но в нашем мире — никогда. — Я с тревогой огляделась и с облегчением вздохнула, заметив, что внимание моих телохранителей переключилось на уличную драку. Пилат в одночасье мог бы бросить в тюрьму и Симона, и Иоанну. — Вы счастливы? — спросила я ее. — И скучаете ли вы по Хузе, по вашей прежней жизни?

— Совсем нет, — ответила она. — Каждый день я вижу чудеса. Учитель исцелил слепого и калеку. Однажды он накормил пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами.

Хм. Вера в Исиду исцеляла людей, но что касается другого чуда... Чтобы поверить, я должна увидеть это сама.

— А как Мириам? — поинтересовалась я, чтобы изменить тему разговора.

— Безмерно счастлива. Она надеется родить ребенка, но повитуха считает, что это маловероятно, учитывая ее прошлое.

Я вспомнила о молодой женщине, которую многие годы назад встретила в Асклепионе. У меня тогда складывалось впечатление, что она отдает себе отчет, чего хочет и чего не хочет.

— А как же Иисус? Он не возражает?

— Отнюдь. Он говорит ей: все дети — это их дети, а также те, что придут следом. Учитель благоволит к Мириам больше, чем ко всем другим. Он доверяет ей свои самые сокровенные мысли. — Иоанна задумалась. — Иногда ей становится грустно.

— Грустно? — удивилась я. Когда мне чего-то очень хотелось, меня одолевало нетерпение. — Она с любимым человеком. Чего же ей грустить?

Симон продолжал зло смотреть на меня. Казалось, он готов в любой момент выхватить кинжал, взять меня в заложницы, потом потребовать выкуп. На сей раз я обрадовалась, что мои охранники, которым я велела держаться в стороне, стали с подозрением присматриваться к нему и подходить ближе к нам. Я второпях попрощалась с Иоанной, пожелала ей благословения Исиды и пошла дальше.

К тому времени, когда мы добрались до дворца, суд над Вараввой закончился. Как того и следовало ожидать, его признали виновным.

— Что его ждет? — спросила я Пилата.

— То, чего он заслужил, — пожал он плечами.

Для политического преступника существовало лишь одно наказание. Варавва будет распят.

Мы с Пилатом вернулись к спокойной жизни в Тиверии. Я почти все время занималась Марцеллой, мы катались с ней на лодке по озеру, строили песочные замки на берегу, много читали, и я радовалась ее улыбкам и смеху. Дочь взрослела на моих глазах.

Дни шли за днями, а за ними — недели и месяцы. Я часто вспоминала о Мириам и гадала, увижу ли я ее когда-нибудь снова. «Как ты будешь жить?» — спросила я ее во время нашей последней встречи. «Покинем эту землю с Иисусом», — ответила она. «Детский лепет», — подумала я и так ей сказала. Мириам в ответ просто засмеялась. «Мы будем счастливы тем, что у нас есть», — уверенно сказала она. Я почувствовала острую зависть. Быть с любимым человеком — не важно, сколь короткое время...

Однажды утром, оставив Марцеллу с Рахилью, я удалилась в комнату, служившую мне молельной. Солнце катилось к закату, тени становились длиннее. Бросив несколько крупинок ладана в курильницу, я встала на колени перед золотой статуей богини. Я вглядывалась в ее лицо, энергичное, но полное сострадания, и представляла, как она ищет по всему свезу части тела своего любимого Осириса. Я чувствовала испытываемые ею муки и восторг, когда она находила и собирала их воедино. В нем вновь затеплилась жизнь и любовь к ней.

Мать Исида, я больше не могу выносить этого, я должна видеть Голтана!

На следующее утро я сидела в своей ткацкой комнате и смотрела на воду в озере, искрившуюся в лучах солнца.

— Я смотрю, работа продвигается, — сказала Рахиль за моей спиной. Я не слышала, как она вошла. — Марцелле понравится ее новая туника.

Я бросила взгляд на мотки разноцветной шерстяной пряжи — красной, пурпурной, оранжевой, желтой и бледно-розовой — и выбрала из них последнюю.

— Что ты хочешь? — спросила я Рахиль.

— Только услужить вам, госпожа.

Я подозрительно оглянулась. Рахиль принесла букет цветов и разбирала их на столе подле меня, чтобы поставить в вазу, пряча от меня лицо.

— Прекрати! — приказала я, схватила ее за руку и повернула к себе. — Ну, выкладывай!

Цветы попадали на пол. Рахиль вздохнула.

— Какой-то нищий подошел ко мне на рынке. Он просил передать...

Я уронила челнок.

— Что-то от Голтана? — воскликнула я. — Я так и знала! Это его посыльный. — Спасибо, мать Исида, большое спасибо!

Рахиль задумалась:

— Но, госпожа... Ваш муж любит вас. Марцелла...

— Говори!

— На Кипре должны состояться показательные бои...

— На Кипре! Это совсем недалеко. Когда?

— В начале апреля.

— Прекрасно. Скоро праздник. Еврейская Пасха. Верно? Отовсюду в Иерусалим съедутся тысячи паломников. Несколько сотен легионеров под командованием Пилата будут обеспечивать порядок. И ему самому станет не до меня.

Рахиль упала передо мной на колени:

— Госпожа, где ваша прозорливость?

Я резко встала.

— При чем здесь моя прозорливость? Я ничего не хочу знать про будущее. Я только хочу быть с Голтаном. Что сказал посыльный?

— Голтан прибудет в Кесарию с Кипра. Он мечтает встретиться с вами там. Он даже просил, чтобы вы взяли с собой Марцеллу. У него есть какой-то план. О, госпожа, не делайте этого, — стала упрашивать Рахиль со слезами на глазах. — У вас чудесная жизнь. Не надо никуда ехать и тем более брать с собой Марцеллу.

В тот год дожди в Иудее пошли поздно, и, начавшись, они лили почти не переставая. Чувствуя себя узницей на своей собственной вилле, я прислушивалась к реву ветра и шуму волн на озере. Но потом чудесным образом небо прояснилось. Сады и парки расцветились яркими красками. Скалистые склоны гор, обычно серые и без растительности, покрылись пестрым ковром цветов. По берегу озера распустились желтые маки, фиолетовые люпины и красные анемоны. Я думала только о том, что передал посыльный Голтана. Неужели он ждет в Кесарии?