Антуанетта Мэй - Жена Пилата, или Тайна прокуратора

— Марцеллу нужно отвезти к морю, — сказала я Пилату за завтраком.

Он посмотрел на меня и поднял бровь. Я узнала это выражение и взяла себя в руки.

— Ты забыла, что послезавтра мы возвращаемся в Иерусалим?

Я скорчила недовольную гримасу, но сказала спокойным тоном:

— Ты знаешь, я ненавижу этот город.

— А ты знаешь, что я должен быть там.

Холодная решимость Пилата привела меня в паническое состояние, которое я старалась не выказывать.

— Мне было бы приятнее и я чувствовала бы себя спокойней, если бы я немного отвлеклась от повседневных дел, — хитрила я. — Мы могли бы вместе доехать до Скитополя, а оттуда мы с Марцеллой можем добраться до моря, провести там несколько дней, а потом приехать к тебе в Иерусалим. Не могу же я всю весну проторчать в этом ужасном городе и не подышать морским воздухом. Пожалуйста, дорогой! — Я даже попыталась изобразить на губах подобие улыбки.

— Нет, Клавдия, я категорически не согласен.

Мы отправлялись в Иерусалим ясным, безоблачным утром. Меня охватило волнение, когда Марцеллу осторожно сажали в паланкин возле Рахили. В солнечных лучах сверкали золотые фигурки орлов, венчавшие древки штандартов на его углах.

— Я тоже хочу ехать на лошадке рядом с тобой и папой, — упрашивала Марцелла.

— В паланкине тебе будет очень удобно, — сказал Пилат, улыбнувшись дочери. — В следующем году нашей маленькой принцессе исполнится пять лет. И тогда у тебя будет своя лошадка и ты сможешь ехать между нами.

Он отдал честь Марцелле и поскакал во главу колонны.

От его слов у меня по спине побежали мурашки. Где мы будем в следующем году? Чмокнув Марцеллу, я поскакала за ним. Почетный эскорт стоял по стойке «смирно». Верблюды фыркнули, ослы закричали, лошади нервно дернулись. Казалось, все прониклись желанием моего мужа тронуться в путь. Как только я поравнялась с Пилатом, он поднял руку и подал сигнал колонне людей. Она пришла в движение.

Через несколько часов езды показалось селение Скитополь. Я почувствовала холодок в животе, когда мы подъехали к развилке; направо — Иерусалим, налево — к морю. Повернувшись к Пилату, я как бы между прочим сказала;

— Мне все-таки хочется в Кесарию.

— Хватит об этом. Ты едешь со мной. Ты же знаешь, будет целая морока перегруппировывать колонну и перераспределять вещи.

— Ничего этого не нужно. Все принадлежности Марцеллы находятся вместе с ней в паланкине. И кроме того, в Кесарии у нее целый дворец игрушек и одежды. — Зачем Пилат все усложняет? — Меня не будет всего несколько дней, — упорно стояла я на своем.

— Нет! Я хочу, чтобы вы с Марцеллой находились со мной. — Он неожиданно подал сигнал, и колонна остановилась. — Мы здесь сделаем привал и перекусим.

Пилат показал на зеленый холм в стороне от дороги. Слуги быстро расстелили наверху коврики. Вскоре в воздухе стал витать аппетитный запах жарившегося мяса. Я прилегла на подушки из яркой ткани между Пилатом и Марцеллой. На холмах вокруг нас цвели фиолетовые гиацинты и ирисы, желтые нарциссы и белоснежные цветы в форме звездочек. Я сорвала темно-зеленый чертополох. Крохотный цветок в центре краснел как капля крови. Я отбросила его в сторону.

Марцелла приподнялась, закрыв рукой глаза от солнца.

— Кто эти люди, папа? — спросила она.

Я посмотрела, куда она показывала пальцем, и увидела небольшую группу паломников на дороге у подножия холма. Жители Скитополя — многие с пальмовыми ветками — выбежали встречать их. Некоторые кричали странникам: «Осанна!» [18] Осанна! — по-гречески «хосанна», транслитерация арамейского слова «хошар’на», которое означает радостное восклицание «Спаси сейчас!» или «Спаси, охрани!».

Пилат снисходительно улыбнулся:

— Триумфальным шествием это не назовешь.

— В привычном для нас, римлян, смысле, но, вероятно, для них это триумф, — сказала я. — Во всяком случае, паломники едут верхом, они не в лохмотьях, и их ослы не тощие.

Марцелла наклонилась вперед:

— А что они говорят?

Я внимательно прислушалась.

— Вроде бы: «Благословен тот, кто идет во имя Господа».

Пилат нахмурился:

— Какого Господа? О ком они говорят?

Я пожала плечами. Мыслями я вернулась к Голтану. Что мне делать?

— Очевидно, о ком-то не очень значительном, — уклончиво ответила я. — О ком-то, кого мы не знаем. — Я рассеянно следила глазами за вереницей паломников. Вдруг я заметила знакомое лицо. Мириам! Мириам и Иисус! Куда они идут?

Пилат с любопытством посмотрел на меня:

— Тебе знаком кто-то из этих людей?

— Та красивая рыжеволосая женщина, которая едет рядом с мужчиной в белом.

— Да, действительно красивая женщина, — согласился Пилат. — Я тоже знаю ее. Она — одна из преуспевающих куртизанок в Риме.

— Уже нет, — уточнила я.

— Откуда тебе известно? — удивился он. — И вообще, откуда ты ее знаешь?

И тут до меня дошло, что я проговорилась.

— Ливия познакомила нас. А потом я ее встретила случайно на рынке. Похоже, что любовь преобразила ее.

В этот момент Мириам наклонилась к Иисусу и что-то прошептала ему на ухо. Он запрокинул голову и разразился смехом. Так он смеялся на свадьбе, а потом это странное видение. Что оно значило? Какой страшный удар судьбы подстерегает их?

— Что случилось? — изумился Пилат. — Ты чем-то встревожена?

Конечно, это плод моей фантазии. Что, мне без этого не хватает проблем? И что я могла поделать? С наигранным безразличием я пожала плечами:

— Мириам считает его мессией.

Пилат нахмурился:

— Еще один.

— Он проповедует только мир и совершает чудеса, — поспешила я успокоить Пилата, вспомнив слова Иоанны и случай с вином на свадьбе. — Мириам говорит, это замечательный человек. Может быть, она и права.

Пилат не спускал с меня глаз.

— Неужели? Тогда скажи мне, Клавдия, что значит чудо в твоем представлении. Что я должен сделать такое, чтобы ты сказала то же самое и смотрела на меня, как Мириам смотрит на того человека?

— Это совсем несложно. — Мне удалось говорить спокойно и непринужденно. — Например, разрешить мне провести день-другой в Кесарии.

— Но до нее почти целый день пути.

— Ну и что? Днем больше, днем меньше — какая разница? Хоть раз сделать по-моему — разве это не чудо?

Пилат задумался, нахмурив темные брови.

— Так и быть, — нехотя произнес он. — Можешь провести несколько дней на море, но Марцелла останется со мной.

— Как это? — воскликнула я. — Она должна быть со мной.

— Она будет под присмотром Рахили и няни.

— Я не могу ехать без нее.

— Очень даже можешь. Ты сказала, на день-другой. Вот и поезжай. Я отправлю с тобой охрану. И мы снова скоро, очень скоро опять соберемся все вместе. Ты, я и Марцелла в Иерусалиме. Без нее ты там не задержишься.