Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Хорошо.

Они воротились в хижину.

— Расскажи мне теперь эту мрачную историю, — сказал Машфер, подкидывая дрова в огонь.

— Какую?

— Историю замужества Элен де Верньер.

— Хорошо. Помнишь заговор рыцарей кинжала?

— Как же! Но я никогда не знал подробностей этой истории.

— Рыцари кинжала, по большей части бывшие телохранители, задумали освободить королеву из Тампля.

— Я это знаю.

— Заговор был хорошо составлен, меры, благоразумно принятые, должны были обеспечить успех. Четверо рыцарей успели попасть в муниципалитет и должны были находиться дежурными в Тампле в ночь похищения. Все было предвидено, рассчитано; одна измена могла уничтожить успех предприятия.

— И эта измена случилась?

— Конечно, потому что двадцать четыре рыцаря кинжала вошли на эшафот за неделю до королевы.

— Но их было больше двадцати четырех?

— Нет.

— И все погибли?

— Да.

— Стало быть, между ними не было изменника?

— Напротив.

— Я не понимаю.

— Был изменник, и он назывался маркиз Шарль-Гонтран-Робер де Жюто.

— Кузен Элен?

— Да.

— Он написал накануне того дня, когда хотели похитить королеву, в муниципалитет, и ночью двадцать четыре рыцаря кинжала были арестованы.

— Стало быть, также и он?

— И он… Но его должны были спасти.

— Я это могу объяснить только каким-нибудь заблуждением ума, — сказал Машфер.

Каднэ покачал головой.

— Ты ошибаешься, — сказал он. — Маркиз де Жюто был в полном рассудке.

— Но, стало быть, этот человек был чудовище?

— Непременно.

— Какая же причина побуждала его… его, дворянина и телохранителя?

— Ты помнишь Марион?

— Цветочницу из сада Тиволи? Еще бы!

— Если ты ее увидишь, спроси об одной бедной девушке, которая жила с нею, которую она любила, как сестру, и которая называлась Лукрецией.

— Ну?

— Отыщи эту Лукрецию и попроси ее рассказать тебе историю капитана Солероля — он был тогда только капитаном — и сержанта Бернье.

— Бернье! — вскричал Машфер. — Виктора Бернье?

— Да.

— Теперь капитана?

— Может быть… он, наверно, сделал карьеру.

— Он здесь.

— Здесь, говоришь ты?

— Да, в Роше… Это друг Анри, он живет у него уже неделю.

Каднэ побледнел.

— Это невозможно! — сказал он наконец. — Ты ошибаешься.

— Клянусь тебе, он в Роше.

— Он тебя видел?

— Нет, я видел его.

— И он друг Анри?

— Да.

— О! Если этот человек здесь, мы погибли! — с бешенством сказал Каднэ.

— Почему? — с волнением спросил Машфер.

— Потому что это человек, преданный Баррасу, и приехал сюда не без причины.

— Анри ручается за него… И притом он не знает ничего… Решительно ничего о наших собраниях…

Каднэ схватился за голову обеими руками.

— Зачем он приехал сюда? — прошептал он. — О! Я знаю… — прибавил он как бы по внезапному вдохновению.

— Ну?

— После… После… Дай мне прежде кончить историю маркиза де Жюто. Я сказал тебе, что, если ты хочешь узнать историю измены маркиза, тебе расскажет ее Лукреция. Она будет говорить тебе о капитане Солероле, о сержанте Бернье и о ней самой, потому что она играла ужасную роль в этом деле.

— И она также?

— Да. Но так как сам Бернье в Роше, то он, может быть, расскажет тебе… Теперь я расскажу, что случилось, когда рыцари кинжала были арестованы.

Но Каднэ прервал легкий шум, дверь комнаты, занимаемой Мьеттой, отворилась, и молодая девушка показала друзьям свою еще сонную белокурую головку.

Воротимся на ферму Раводьер и перенесемся к той минуте, когда изумленный Брюле увидев дочь, схватил ее за горло, угрожая задавить, и унес ее, полубесчувственную.

Заяц и поджигатели исполнили без шума свое страшное дело. Заяц отправился в лес вместе с остальными бандитами. Известно, что Сюльписа не было на ферме и только одна фермерша слышала шум. Растревожившись, она встала и подошла к окну, но тут ноги ее подкосились, на лбу выступил пот. При свете луны она увидела своего мужа, бежавшего по двору с Лукрецией на руках.

— Дочь моя! — ахнула мадам Брюле. — Он же ее убьет!

Фермерша выбежала из комнаты и прибежала на кухню в одно время с Брюле. Фермер зажимал рукою рот Лукреции, чтобы та не позвала на помошь.

— Дочь моя! — крикнула фермерша.

Бросившись к Лукреции, она, как тигрица, защищающая своих детенышей, вырвала дочь у мужа.

— Пожар! Помогите! — закричала Лукреция.

Но голос ее был так слаб, что его услышала только мать. Брюле схватил нож, лежавший на столе.

— Молчать! — сказал он. — Или я убью вас обеих.

Фермерша бросилась перед дочерью и закрыла ее своим телом.

— Молчать! — повторил фермер.

Эта сцена происходила в полутьме; лишь бледный луч луны проникал в кухню через окно.

— О, ты не убьешь ее! — закричала фермерша с мольбой и угрозой в голосе. — Ты не убьешь ее! Она вернулась пешком, она была очень голодна и очень устала. Бедняжка, столько страдала!

Она сжимала дочь в объятиях, покрывала поцелуями и слезами, пытаясь загородить ее от мужа.

— Пожар! Пожар! — повторила Лукреция слабым голосом.

Брюле подошел к ней с поднятой рукой.

— Замолчишь ли ты? — закричал он.

— Пощади! — сказала фермерша, бросившись на колени перед мужем.

— Пусть она замолчит!

— Я не хочу, чтоб он сгорел, не хочу! — стонала молодая женщина.

— Кто горит и зачем ты кричишь «пожар»? — спросила мадам Брюле.

— Если вы обе не замолчите, я вас убью! — зарычал фермер.

Он опять схватил дочь за горло, угрожая ей ножом.

Испуг бедной матери был так велик, что она уже не имела сил кричать и упала на колени, сложив руки.

— Ведь это твоя дочь! — прошептала она прерывающимся голосом.

— Жена, — сказал Брюле, — я всегда держу слово. Если ты уйдешь в свою комнату, клянусь тебе, я не сделаю ей зла. Если ты останешься, я ее убью.

В третий раз он занес нож над грудью дочери. Испуг придал силы фермерше. Она убежала в свою комнату, чтоб ее дочь не была убита. Продолжая держать Лукрецию за горло, Брюле сказал:

— Я знаю, чего ты боишься: ты боишься, чтоб граф Анри не сгорел. Успокойся… Его здесь нет… Он в замке.

Лукреция попыталась вырываться из железных рук отца и снова позвала на помощь.

— Да замолчишь ли ты! — встряхнул ее фермер. — Его здесь нет!

Она сделала знак, что не станет кричать, если он даст ей заговорить. Брюле опустил руки, и Лукреция сказала:

— Я боюсь не за графа Анри, а за другого… Я не хочу, чтоб он сгорел.

— За кого другого?

— За капитана.

— Но разве ты не знаешь, что он подозревает меня?.. Ты разве хочешь отправить меня на эшафот?

— Если вы его спасете, я буду молчать.

— Разве ты его знаешь?

— Да.

— Ты любишь его?

— Да.

— А! — закричал Брюле, забыв клятву, которую он дал жене, и опять схватил дочь.