Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Мы можем быть спокойны, — сказал Мишлен, — я боялся только их. Если мы встретим слугу, он не скажет ничего.

— Ты думаешь? — спросила Лукреция.

— Кроме камердинера начальника бригады, все здесь преданы мадам Солероль.

— А камердинер?

— Он пьян, как и его барин, это верно.

— Пойдем же туда!

Мишлен и Лукреция, в полумраке дошли до маленькой лестницы, которая вела в комнату мадам Солероль и по которой, мы видели, как поднимался Анри в ночь пожара.

— Верно, двери заперты? — сказал Мишлен.

— Мадам Солероль дала мне ключ, который отворяет все двери, — отвечала Лукреция.

Вошли в комнаты, которые занимала Элен де Верньер, сделавшаяся госпожою Солероль, и остановились в маленькой уборной. Лукреция приходила в замок в молодости и помнила комнаты хорошо; кроме того, госпожа Солероль дала ей очень точные указания. Войдя в уборную, она попросила Мишлена зажечь свечу. Тот высек огонь и зажег свечу, стоявшую на камине. Лукреция взяла эту свечу и вошла во вторую комнату, это была спальная госпожи Солероль; там все находилось в прежнем порядке. Солероль, из слепой ненависти к жене, никогда не хотел входить в эту комнату и запретил своим людям переступать через порог ее.

— Отодвинь кровать, — шепнула Лукреция Мишлену.

— Для чего?

— Увидишь.

Работник переставил кровать. Тогда Лукреция нагнулась, ощупала рукою пол и наконец нашла небольшую выпуклость. Когда Лукреция прижала палец к этой выпуклости, доска приподнялась и Мишлен увидел небольшой тайник, сделанный в полу. В этом тайнике стояла серебряная шкатулка.

— Вот что мне нужно, — сказала Лукреция.

Когда она брала шкатулку, Мишлен вскрикнул. Два человека показались на пороге комнаты; один был Брюле, другой Заяц, который все еще держал ружье.

— Отец мой! — прошептал Лукреция с ужасом.

И шкатулка выпала у нее из рук. Брюле грубо сказал сыну:

— Запри дверь!

Мишлен встал перед Лукрецией, чтобы защищать ее.

Брюле слыл человеком ужасным, а Заяц — негодяем; этого было довольно для того, чтобы Мишлен, малый честный и мужественный, вздумал защищать Лукрецию, но Брюле сказал ему:

— Я не собираюсь убивать мою дочь, как ты, наверное, думаешь; так что не трудись, мой милый.

— Я не знаю, что вы задумали, — отвечал Мишлен, — но, пока я жив, вы не причините ей вреда.

— Я пришел не за этим.

— Что же вы хотите?

— Я хочу говорить с нею.

Лукреция дрожала — она боялась отца.

— Я не хочу, чтобы ты слышал то, что я скажу моей дочери, — продолжал Брюле.

— Я не уйду, — сказал Мишлен.

Лукреция спряталась за спину работника.

— Уйди, — повторил Брюле.

Но Мишлен не трогался с места. Против своего обыкновения Брюлэ был спокоен.

— Послушай, — сказал он Мишлену, — возьми ружье у Зайца.

— Как бы не так! — сказал Заяц. — Я не отдам моего ружья.

— Отдашь! — повелительно сказал Брюле. — Возьми это ружье, Мишлен, и ступай в соседнюю комнату. Ты будешь вооружен, у меня оружия нет. Если ты услышишь крик моей дочери, ты можешь прийти к ней на помощь.

Брюле говорил чистосердечным тоном, который поразил Мишлена.

— Мне не нужно вашего ружья, — сказал он, — я останусь в другой комнате.

Заяц отворил ему дверь, но Мишлен нагнулся и поднял серебряную шкатулку.

— Это что такое? — спросил Брюле.

— До этого вы не дотронетесь, — отвечал Мишлен.

Он вышел в комнату, служившую уборной, и унес шкатулку, в которой лежали бумаги госпожи Солероль. Тогда Брюле кротко сказал дочери:

— Ты должна сказать мне правду.

— Насчет чего? — спросила Лукреция.

— Ты знала Солероля в Париже?

— О! Не говорите мне об этом человеке, — сказала Лукреция, вздрогнув.

— Отвечай: да или нет?

— Да.

— Ты позволила ему обольстить тебя?

— Какая гнусность! — вскричала Лукреция.

В тоне ее было столько негодования, что Брюле сказал ей:

— Я тебе верю.

— Этот человек — гнусный убийца, и я удивляюсь, что вы ему служите.

— Я не буду больше ему служить.

— В самом деле? — вскричала Лукреция с радостью.

— Но ты мне скажешь все.

Она с удивлением посмотрела на отца, как будто читая его мысли.

— Ты скажешь мне, как ты узнала Солероля?

— Ко мне привел его маркиз Жюто.

— Этот маркиз имел на тебя права?

— Нет, нет! Клянусь!

Она рассказала Боюлэ, как она встретилась с маркизом.

— Дальше, — потребовал Брюле.

Лукреция, которая отдала бы половину своей крови, чтобы привлечь отца на сторону роялистов, не заставила просить себя. Она рассказала про заговор Рыцарей кинжала, про измену маркиза и Солероля. Но Брюле сказал ей:

— Это еще не все.

— Что вам еще сказать? — спросила Лукреция, вздрогнув.

— Ты знала капитана Бернье?

Лукреция потупила голову.

— Ты любила его?

— Батюшка!..

— Слушай внимательно мои слова. Если капитан Бернье женится на тебе, я брошу Солероля и погублю его!

Лукреция побледнела от волнения.

— Пойдем со мною, — продолжал Брюле.

— Куда?

— В комнату капитана.

Вся кровь прилила к сердцу Лукреции.

— Но мне надо поскорее вернуться и быть там до рассвета.

— Где?

— Там, — повторила Лукреция, — где сейчас мадам Солероль.

— Заяц проводит тебя, пойдем.

Брюле взял дочь за руку. Они говорили вполголоса, так что Мишлен не смог слышать из другой комнаты, что они говорили, но когда Лукреция вышла, держа за руку отца, он понял, что между нею и Брюле заключено условие.

— Иди, Мишлен, — сказала ему Лукреция, — отец проводит меня из замка.

— А шкатулка? — спросил Мишлен.

— Возьми ее с собою и жди меня.

— Где, мамзель?

— На дворе фермы.

Мишлен ушел по маленькой лестнице. Брюле, знавший все углы и закоулки замка, увел дочь по коридору, выходившему к большой лестнице. Заяц следовал за ними со своим ружьем. Все в замке спали: генерал с гостями под столом, в столовой, слуги — в людских. Брюле дошел до той комнаты, где находился раненый капитан Бернье.

Так как начальник бригады вбил себе в голову отправить Бернье на гильотину, обвинить его в пособничестве с роялистами, о пленнике в замке заботились. Раны его перевязывали два раза в день и приносили хорошую пищу. Ключ был в двери — раненый не мог еще вставать. Брюле открыл замок и вошел. Капитан не спал, но сначала он не приметил Брюле, а увидел только женщину.

— Лукреция! — сказал он, протягивая руки.

— Ах, Виктор, — прошептала бедная женщина, — я уже отчаивалась вас увидеть.

Заяц оставался на часах в коридоре. Брюле фамильярно сел в ногах кровати капитана.

— Это я поджег ферму, — сказал он.

— Знаю, — презрительно отвечал Бернье.

— По приказанию начальника бригады.

— Пусть так.

— Это я организовал шайку поджигателей.

— Но зачем вы пришли говорить мне все это?